Вячеслав Рыбаков - Наш городок (Файл №224)

— Он готовил свой доклад для департа­мента дома?

— Не знаю, — равнодушно ответила мис­сис Кернс.

— Но о существовании самого доклада, вообще о сущности инспекционной поездки мистера Кернса вы что-то знали? Окончатель­ное заключение он должен был подать в департамент буквально через два-три дня. Это неопровержимо следует из его предваритель­ных и промежуточных сообщений.

Миссис Кернс вздохнула чуть утомленно.

— Поймите, — терпеливо проговорила она. — Даже когда мы спали вместе, муж не говорил мне о своих делах ничего. Ничего. И уж тем более теперь, когда мы едва десятком слов перебрасывались за день. Вы никак не хотите этого понять.

— Но свои бумаги он хранил дома?

— Наверное, — пожала плечами Дорис.

— Сразу после исчезновения Кернса, — сказал шериф, и оба агента обернулись к нему, — мы с разрешения миссис Кернс тща­тельно осмотрели его кабинет. Ни бумаг, ни файлов в памяти компьютера... Словно бы он и не занимался нашей фабрикой несколь­ко месяцев кряду.

— Странно, — проговорил Молдер, вновь по­ворачиваясь к миссис Кернс. В ее глазах свети­лось какое-то странное облегчение. Словно ей смер­тельно надоело отвечать на вопросы, а шериф ей хоть слегка, да помог, взяв течение беседы в свои руки. «Наверное, так оно и есть, — подумал Мол­дер, — разговор-то не из приятных».

— Да, с готовностью согласился шериф. — Мы решили, что он перед бегством все уничто­жил. На мой взгляд, это лишнее доказательство того, что все его обвинения были высосаны из пальца, а когда он понял, что это скоро поймут и в департаменте, он сжег и стер все материа­лы, чтобы их искусственность, вымученность не бросилась в глаза первому же следователю. И смотался подальше, чтоб не позориться.

Похоже на правду, подумала Скалли.

— Скажите, миссис Кернс, — спросила она, — ваш муж никогда не получал угрожающих писем? Не было странных звонков по телефону, попыток шантажа или давления? Что-то вы можете сказать по этому поводу?

— Конечно, — ответила миссис Кернс. — Все время трезвонили и, если подходила я,

клали трубку. Я была уверена, что это его под­ружки хулиганят.

Молдер неожиданно поднялся.

— Благодарю вас, миссис Кернс, — сказал он и, покопавшись в бумажнике, протянул тоже вставшей женщине (в глазах ее снова свети­лось облечение) визитную карточку. — Вот наши телефоны. Если муж попытается свя­заться с вами, или как-то даст о себе знать, или вы что-либо узнаете о нем окольными путями, — позвоните мне или агенту Скалли. Или... — он запнулся, — или вы что-то сами вспомните. Тогда позвоните, пожалуйста, тоже.

Еще раз пожав плечами, миссис Кернс взя­ла карточку и сказала:

— Хорошо. Конечно. Только — вряд ли...

Таблетки, назначенные доктором Рэндолфом, и поначалу-то не слишком помогали, а теперь, спустя пару недель, вовсе перестали оказы­вать хоть какое-то действие. Пола, как и было ей предписано, с утра после завтрака прогло­тила две, запив их апельсиновым соком. Она делала это совершенно рефлекторно, хотелось хоть в малой степени ощущать себя хозяй­кой собственного тела, повелительницей его здоровья и нездоровья, недомоганий и стра­хов — глотание таблеток по расписанию, стро­го соответственно рекомендациям, создавало до поры до времени такую иллюзию. Но, по­хоже, иллюзии приходил конец. Теперь таб­летки можно было глотать горстями.

Именно это Пола и сделала, едва придя на фабрику и переодевшись в рабочий халат. В зале конвейера было душно, и Пола надела тонкий халатик буквально на голое тело, все, кроме трусиков, сняв с себя и оставив в сво­ем шкафчике под номером 873. И все равно она была в испарине. Скользкая и неприятно холодная. Даже самой себе — неприятно. Прежде такого никогда не случалось. Душно было всегда, но Пола никогда не переносила духоту так плохо, как в последние дни. Голо­ва буквально разламывалась. И тошнило. И все плыло перед глазами. Она отвинтила крышку с пузырька, потом, не считая, высыпа­ла на ладонь с десяток веселеньких розовых таблеток и кинула в рот. «Становлюсь наркоманкой, — подумала она. — Только вот при­хода нет как нет, одна нескончаемая ломка».

Пол словно бы покачивался. Будто Пола не к конвейеру шла, а собралась развлечься катанием на лодке.

Надо снова сходить к Рэндолфу...

Надо снова сходить к Рэндолфу...

Надо снова сходить к Рэндолфу...

Надо снова сходить к Рэндолфу...

Конвейер задавал ритм, и мысли неволь­но подстраивались под скорость движения розовых цыплячьих тушек, быстро едущих мимо Полы одна за другой, одна за другой. На долю Полы приходилось четыре опера­ции с каждой из тушек, неаппетитно и даже как-то скабрезно насаженных на специаль­ные штырьки конвейера кверху шеями — безголовыми, унылыми и бессильными, слов­но отработавшие свое мужские члены; потом тушка ускользала дальше, в следующие про­ворные пальцы, — и Пола, даже если бы захотела проделать какую-то пятую операцию, не успела бы. Было б уже не достать. «Надо — снова — сходить — к Рэндолфу...» — по од­ному движению на каждое слово.