Мюррей Лейнстер - Чужие звёзды

Существо из белого пятна мучилось.

Инстинкты подсказывали ему, что то, у чего нет жесткого образца, является живым. А разум утверждал, что радиоволны испускает вовсе не жизнь. Эти волны причиняли ему такую же боль, как раскаленный пар, который вдувают человеку в ухо. Это было невыносимо.

Меньше чем через час Борден вернулся, установив запасную рацию в пустыне, в нескольких милях от белого пятна. Он уже стал уставать, к тому же прочитал все стихи, какие помнил наизусть.

— Давай теперь ты, Эллен, — сказал он, передавая жене микрофон. — Только говори без остановок.

— Я даже не знаю, что говорить, но… — начала Эллен. — Меня зовут Джон Веллингтон Уэллс, я торгую магией и чарами, зельями и приворотами, вечно полными кошельками, сглазами, сверчками и эльфами… Я считаю, в этом есть что-то неправильное, Ди, но буду продолжать говорить, хотя и не знаю, о чем.

— Я не стану тебе отвечать, — сказал Борден. — Оно может подслушать. Мне кажется, оно движется. Белая штука отступает!

Так и было. Белое покрывало пустыни уползало прочь. Псевдоподие — в данном случае его надо было бы назвать как-то по-другому, — которое гналось за людьми, давно втянулось, а теперь уходила основная масса пятна.

Обнажилась темная земля — перегной, почва оазиса, которая была покрыта отвратительным организмом уже много столетий с тех пор, как он завоевал эту планету.

— Я мог бы преследовать его, — мрачно сказал Борден, — но не уверен, что оно не превратится в солнечное зеркало. Мы дождемся сумерек.

— Но что именно мы делаем? — спросила Эллен.

Она передала микрофон Джерри, и тот принялся читать «Португальские сонеты», а живое желе непрерывно тряслось и в отвращении убегало к горизонту.

— Оно живое, — сказал Борден. — И как все живое, получает сигналы от органов чувств. Как и любой другой организм, оно учится не обращать внимания на эти сигналы после того, как классифицирует их. Так, мы не слышим тиканье часов. Если живем возле шумной улицы, то не слышим шум транспорта. Но мы просыпаемся от скрипа двери. Белое пятно умеет и игнорировать удары молний. Может игнорировать свет. Но оно не может игнорировать то, что не следует какому-то образцу. Оно должно обращать внимание на такие явления. Я посылаю ему сигналы, которые все время изменяются. Это означает, что сигналы испускают живые существа. Непрерывные, разнообразные сигналы, и слишком мощные для этой дьявольской штуки.

— Слишком мощные? — с сомнением повторила Эллен.

— Вы прикасаетесь к человеку, чтобы привлечь его внимание. Если вы прикасаетесь к нему слишком сильно, это уже не прикосновение, а удар, который может сбить его с ног. Именно так я и делаю с этой тварью. Я даю мощные сигналы, которые пятно не может игнорировать. Для него это, должно быть, то же самое, что звон тысячи колоколов, даже хуже. И мы должны не прекращать этот сигнал. При этом нельзя повторяться, иначе тварь может привыкнуть к устойчивой схеме.

— Я буду говорить с ним по-французски, — сказала Эллен. — Но мне кажется, переносная рация не может быть слишком мощной…

— Я подсоединил ее к энергопитанию машины, — объяснил ей Борден. — Джерри настроил рацию еще до того, как начал читать поэзию. Так что сигналы достаточно мощные.

Когда наступила ночь, и использование солнечных зеркал стало явно невозможным, Борден повел машину по шоссе туда, где прежде лежало белое пятно. Рация непрерывно посылала вокруг радиоволны.

— Ля журти эт ля сигэйл, — сказала Эллен по-французски с ужасным произношением ученицы второго класса.

Борден с трудом узнал в ее словах все того же Шекспира.

Они достигли края пустыни, за которым лежала сырая земля оазиса, когда-то бывшая центром здешней цивилизации. Борден вздохнул и тронул машину к пустым, освобожденным строениям чужого города.

— Эту цивилизацию стоит изучить, — сказал он.

Они продолжали ехать вперед и вперед, ведя бесконечную беседу об особенностях местной расы, перемежая ее со «Сказками матушки Гусыни» и случайными обрывками воспоминаний из древней истории, греческой и римской мифологии, а так же о том, как нужно кормить и ухаживать за домашними кошками.

Когда наступил рассвет, Борден продолжал хрипло бормотать в микрофон, не выпуская тварь впереди из поля зрения. Она не переставала корчиться и время от времени начинала конвульсивно биться, безумно мечась из стороны в сторону и путаясь в шпилях домов и верхушках широких крытых мостов, которые с грохотом обрушивались.