Егор решительно захлопнул меню.
— Смотрите сами. В напитках — что? Чай. Какой? Черный. Листовой. Без сахара, лимона, ароматизаторов и наркостимуляторов. За сколько? За сто.
Официант не смотрел ему в глаза. Худшее начинало сбываться.
— Простите, сэр. Видимо, в поставках произошел какой-то незапланированный сбой. Еще вчера у нас был чай. Черный…
— Листовой? — с надеждой осведомился Егор.
— О да, был и листовой, — щедро ответил официант. — Но, видите ли, хотя на нашей благословенной планете растет буквально все, что завезли с Земли: кофе, виноград, помидоры, апельсины и опийный мак, — чай почему-то…
— Я знаю. Я провел тут три четверти года. Вашего, марсианского года, — нажимая на слово «вашего» произнес Егор. Официант должен был осознать, до какой степени он виноват вместе со всем своим Марсом! Надо же, именно чай у них тут не прижился.
— Вы часом не ирландец, сэр? — перебил его официант. В голосе его звучало обвинение: в конце концов, Марс для марсиан, а не для каких-нибудь иностранцев, в особенности проклятых ирландцев.
— Нет. Я не ирландец. И я хочу чаю! — уперся Егор. — У вас написано: чай! Значит, должен быть чай!
— Говорят, вам не нравится наше розовое полусухое… — обвинительные нотки в голосе официанта усилились.
— Да чаю же! — безнадежно воскликнул Егор.
— Чаю нет, сэр.
— Никакого?
— Пожалуй, никакого, сэр.
— Вы уверены?
— Извините, сэр.
— Быть может, хотя бы зеленый?
— Только кофе, сэр.
— За двести.
— Нет, сэр.
— За триста!
— Нет.
— За…
— Нет!
— Мне кажется, вы немного нервничаете…
Официант обиженно засопел.
Егор отработал пять лет в археографической лаборатории Московского университета, два года в Вологде, еще год в Экспедиции марсианской археографии РАН и три четверти омерзительного марсианского года здесь, на омерзительном Марсе, где никогда не допросишься чаю. Особенно теперь, когда закрылось кафе Научного центра, где на чай можно было надеяться раза три в неделю, притом всего за семьдесят. Он повидал жизнь. И он знал, что самый глобальный закон земной цивилизации таков: у всех законов должны быть исключения.
Исключение есть всегда.
Только надо его найти.
Иногда ужасно противно искать исключение, но других вариантов просто нет.
И Егор произнес негромко, с искательными интонациями:
— Возможно… из ваших личных запасов… за пятьсот…
Официант нервно огляделся.
— Не здесь. Через час. И не я. За восемьсот пятьдесят. Зато чистый товар. Плюс мне полтинник за наводку. Но только аккуратно, я очень прошу вас, аккуратно…
* * *
Коробка Научного центра была рассчитана человек на триста. Сейчас здесь работали семеро: два археографа, три геолога, один врач и один комендант.
Из-за тонкой переборки доносилось завывание марсианской зимней бури, хозяйничавшей в разгерметизированном помещении. Вторая волна штормов пришла в факторию Королев сутки назад. За час она выстудила помещения так, что приходилось работать, надев доху. Чувствительная электроника то и дело сбоила.
— Холодно…
— Мысли вслух, Егор?
— Мертвецы мыслить не способны, Макс. — Напарник ухмыльнулся.
— Разве это холодно?
— Ну да, три года назад и холода были холоднее, и дерево деревяннее, и вода водянистее.
— Послушай старожила, салага. Холодно… Нет, не просто холодно, а по-настоящему холодно здесь будет тогда, когда весь дистрикт Армстронг накроет Четвертая волна бурь. Двенадцать суток земного календаря, салага.
Максим провел здесь три года, и гордился этим единственным преимуществом, поскольку больше гордиться было нечем. Доктором и координатором археографической группы на Марсе был Егор. Более сильным археографом тоже был Егор. А Егор коллекционировал дураков, и в силу этого относился к ним со спокойным исследовательским интересом.
— Н-да?
— Через двенадцать суток придет рейсовик, и тю-тю, отогревать задницу у мамочки… Ты понял, салага?
— Максим Андреевич, ты помнишь ли, кто подписывал ведомость на поселение в гостинице?
— Ну, ты…
— А помнишь ли, там еще была крохотная цифирька — дата нашего отлета?
— Ну, была цифирька…
— Как ты думаешь, помню я ее, или нет?
— Ну, не знаю…
— Так. До этой самой цифирьки у нас с тобой остались полки с 98-й по 102-ю, то бишь последние находки. Да еще 57-я и 58-я — дары населения и конфискаты. За тобой, если память мне не изменяет, последние две. Успеваешь? Или? А?
Задав этот тройной вопрос, Егор погрузился в описание «дворцового кодекса» эпохи Лом. Очень, очень солидная вещь. Уйди она за пределы музея, и понимающий человек отдаст за нее… трудно даже представить. Цены уже не те, что пятнадцать лет назад, цены упали втрое, но и того хватит с лихвой на собственный домик неподалеку от массандровских погребов. Так-так… формат… маргиналии… соответствие каталогу Сиверса… не хватает чина княжеских свадеб, но эта утрата легко заполняется по экземплярам Библиотеки Конгресса и Государственного исторического музея…
Читать дальше