Ее исчезновение не вызвало какой-то особенной тревоги или замешательства. Коротышка сделал список того, что пропало, прилизанный очкарик записал все в толстом блокноте, а Эйнштейн – пугало и красавчик заявили, что им нужно срочно повторить роли. И они пошли...
Я был уверен, что хотя бы ксёндз как-то отреагирует, но он всего лишь пожал плечами и сказал Кшиштофу, что пора собираться. Ноль паники, ноль нервов, говорю вам – как будто бы ничего не случилось. И вот тут до меня дошло, что ведь это намного страшнее, чем если бы они тут начали сходить с ума. Ведь их поведение четко говорило: что все сделанное Патрицией, что все те материалы, которые она свистнула и собиралась раскрыть – не имело ни малейшего значения. Она не была в состоянии угрожать ни операции, ни группе ватиканских спецов. Мотыга против солнца! Первый раунд! Деритесь!
С головой, наполненной самыми мрачными мыслями, я отправился в ванную, чтобы почистить зубы. Пялясь на собственное отражение, я открутил кран, вытащил щетку и... почувствовал, что она чем-то обернута. Глянул – листок, зафиксированный аптечной резинкой.
Я внимательно огляделся по сторонам – скорее, по причине выработанного фильмами рефлекса, чем из опасения, будто бы за мной и вправду кто-то шпионит – и развернул листочек. Записка была короткой, всего три предложения:
Если мне удастся то, что я собираюсь, то вскоре начнется гроза. Тогда бы мне не хотелось оставаться самой. Ты поможешь мне менять мир?
Патриция
- Конечно же, помогу, - ответил я последовательности быстро накаляканных буковок. – Только все это не так просто.
Она знала об этом. Водя пальцем по тексту туда и назад, я чувствовал ее страх и неуверенность. Иногда я почти что видел Патрицию, оглядывающуюся на всякий подозрительный звук. Я восхищался тем, что она сделала, что запланировала – сам бы я наверняка на подобное не отважился
И, похоже, именно эта мысль, осознание собственной трусости, подтолкнула меня, в конце концов, к действию. Я скорчил страшную рожу, целясь в свое отражение желтой зубной щеткой с облезшей щетиной.
- А теперь, сволота, станцуем по-другому, - предупредил я. После чего вылез из ванной.
Чувствовал я себя просто великолепно. В башке шумел адреналин, мышцы напрягались под кожей, походка сделалась упругой. Зрение сделалось резким, слух и нюх усилились настолько, что я слышл всякий шепот, чувствовал даже легкую вань страха, запаховую нотку неуверенности. Я был хищником, настоящим крутым мужиком. Я был Брюсом Виллисом из первого "Крепкого орешка", Джоном Рембо, Терминатором. На отрезке между салоном и выходными дверями на мгновения я был даже Абаддоном – воплощенным уничтожением и концом всех времен...
А потом, когда уже открыл дверь в коридор, огромная, мохнатая лапища ебнула меня промеж глаз, вот и все что было...
Меня привязали к стулу. Нечего сказать, вполне даже удобно, но вы ведь сами понимаете – кого-нибудь не связывают, чтобы предложить ему чего-нибудь приятного, так? А если даже и так, чуть раньше устанавливаешь слово-ключ или нечто подобное. Нечто, что прерывает забаву и возвращает миру естественный порядок. Но здесь ничего такого не было.
Передо мной на диване сидели Червяк с Эйнштейном – страшилой. Говорили что-то, спорили, но было прекрасно видно, что им замечательно сотрудничается. Сейчас они размышляли над заявлением для прессы. Чьим и на кой черт? Не спрашивайте, я только-только пришел в себя, до того был занят перевариванием предательства дружка, а не содержанием услышанных слов. Ведь то, что Червяк присоединился к команде, было видно с первого взгляда. Слишком весело, урод, забавлялся.
Я собрал слюну во рту и сплюнул, чтобы показать, что уже не сплю. Ну, понимаете, такой знак протеста. Слюна была темно-розовой.
- О, ты уже не спишь? – Червяк широко усмехнулся. Шпинат между его зубами доставил мне массу удовлетворения.
- Что с Патрицией? – спросил я.
Он пожал плечами и отвел глаза, сразу же теряя охоту к разговору.
- Мертва, - ответил за него пугало-Эйнштейн. – Умерла сегодня утром.
Огромный, стопудовый молот трахнул меня в грудную клетку – именно так я это воспринял. Какое-то время я не мог вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы собрать мысли.
- Уби... вы убили ее? – прошептал я.
- Да с чего это ты, Ремигий, - ответил ксёндз из-за моей спины. – Я же говорил тебе, что мы не убиваем.
А потом вкратце рассказал, как все было.
Сообщение о чуде в Уганде разнеслось молнией. Ничего удивительного, раз репортаж о показе новых рук миссионера обладал большей смотрибельностью, чем все вместе взятые олимпиады. Потом уже сообщения экспертов да еще мои письма.
Читать дальше