Анна Субботина - На пороге зимы

Проводив Грету до двери — ниша вокруг проёма была такой узкой, что разойтись, не коснувшись друг друга бёдрами, ну никак не получалось — Такко вернулся к прежней задумчивости. Тревога за Верена на время вытеснила беспокойство, которое снедало его со дня последнего сражения, когда маркграф — теперь уже не маркграф! — походя, небрежно, доверил очередную свою тайну.

— Что теперь будет? — спросил он, вернувшись в комнату.

Оллард недоуменно поднял голову:

— О чём ты?

— Ну… С Севером. С вами.

Бледное лицо тронула усмешка:

— Время покажет.

— Не нужна тебе кольчуга, — Ардерик потянул из рук Верена звякнувшую вязь. — Не в бой идём, а на званый ужин. Наплечники пристегнём и хватит.

— Неуютно как-то, — пробормотал Верен, разглаживая на себе подол чистой рубахи. За три месяца он привык к доспеху и без него чувствовал себя неодетым.

— Повоюешь с моё, будешь считать за счастье скинуть броню, — буркнул Ардерик и взял со стола наплечник. В свете фонаря блеснули медведь и знакомый до буквы девиз, выбитые на вычищенной стали. — Давай, поворачивайся.

Ощутив привычную тяжесть и успокоившись, Верен принялся затягивать ремни на Ардерике. Переживут они как-нибудь этот ужин, в конце концов. Императорский герб мрачно взирал с плечей сотника, когда Верена пронзила новая ужасная мысль:

— Рик, слушай… А там же этих… танцев не будет?

— Да уймись ты! — рыкнул Ардерик. — Если кто и вздумает плясать, тебя, хромого, последним позовут. Поедим, поболтаем и хватит. Ты будто не сидел с баронессой за одним столом! Рожу попроще сострой и идём.

Как будто застолье в зале, набитом такими же воинами, можно было сравнить с ужином в хозяйских покоях, где не спрятаться, не скрыться! Верен вздохнул, бросил последний взгляд на кольчугу и меч, сиротливо притулившиеся у постели, и шагнул за Риком.

Верен помнил покои баронессы другими: с развороченной дверью, сбитым засовом и залитым кровью полом. Сегодня в гостиной царил порядок. Пол устилали волчьи шкуры, служившие плащами воинам Шейна, за протёртыми до блеска стёклами фонарей горели десятков пять свечей, а в середине комнаты стоял стол, накрытый на десять человек. Да как накрыт — для каждого подана тарелка, вилка и нож, такой маленький, что страшно браться!

— Вы ждёте ещё гостей? — осведомился Оллард, занимая место во главе стола напротив баронессы.

— Нет, — улыбнулась она. — Но раньше мы со служанками часто садились за один стол в знак того, что уроженцы юга должны держаться вместе в чужом краю. Самое время вспомнить эту славную традицию. Сегодня — никаких разговоров о войне и политике! Вас не затруднит передать мне тарелку, господин Оллард?

— Прекрасный сервиз, — сказал маркграф, без тени смущения выполняя просьбу. — Костяной фарфор?

— У вас намётанный глаз. Сервиз был свадебным подарком моей матери. Вы были на наших глиняных месторождениях, господин Оллард? Ардерик, а вы? Готова спорить, других таких больших разработок в Империи нет!

Разговор тёк неспешно, гладко, и Верен постепенно расслабился. На столе хватало знакомой, незатейливой еды, и в случае чего можно было подглядеть за Ардериком, который обращался с тонким ножом и изящной вилкой уверенно и не манерно. Наконец миски опустели, девушки мгновенно собрали грязную посуду, постелили чистую скатерть и Элеонора улыбнулась маркграфу, доставая плоские клетчатые ларцы.

— Вы ведь играете в шахматы, господин Оллард? А вы, Ардерик?

— Боюсь, уважаемым господам придётся сразиться за честь играть с вами, госпожа, — лукаво заметила Грета, расставляя фигуры, пока Бригитта разливала вино.

— Охотно уступлю свою очередь, — усмехнулся Оллард. — У нас с госпожой Элеонорой ещё будет возможность встретиться за шахматной доской.

В комнате повисла гнетущая тишина. Волнение за исход похода, отступившее было за ужином, вернулось, и с ним — мрачное выражение, сбежавшее было с лица Ардерика.

— Надеюсь, у меня тоже будет такая возможность, — криво усмехнулся он. — Играйте, маркграф, а я, если позволите, обучу ходам своего оруженосца. За делами я совсем забыл познакомить его с этой игрой.

— Непростительное упущение для военного человека, — кивнул Оллард. — Госпожа Элеонора?

— Теперь вы должны мне партию, Ардерик, и непременно обязаны вернуться, — улыбнулась баронесса, садясь напротив маркграфа.

Верену показалось, будто её голос дрогнул, но вслушаться он не успел: Ардерик указал на кресло напротив и принялся рассказывать о фигурах и ходах. На подлокотник забрался Такко, опёрся острым локтём о плечо: