Клод Лалюмьер - Витпанк

Зовите меня глупцом — я вполне заслужил это, — но когда Филлис убеждала меня присоединиться к тому, что она называла «движением», я на самом деле думал, что нравлюсь ей. Я не понимал, насколько она была коварна — до тех пор, пока не стало слишком поздно.

И нет, мы никогда не заходили слишком далеко. Она проследила за этим.

За нами пришли на рассвете в воскресенье — супер-день для новостей, особенно учитывая всеобщие выборы, которые должны были происходить в следующий четверг. Я видел кусок передачи по илингскому каналу «Коп для тебя».

Меня и нескольких других приковали наручниками к поручням крепкого «антивандального» автомата с кока-колой в холле, а тем временем этот елейный ублюдок, министр внутренних дел, вещал с экрана о том, что захвачена крупная террористическая группировка и что это великий день для Закона и Порядка, голосуйте за нас в четверг, спасибо за внимание и спокойной ночи.

Можно было поклясться, что «Граница» — это «Меч Аллаха», «Бригады Гнева», SNLA и «Общество Защиты Дремучего Леса», взятые вместе. Те из нас, кто не был слишком озабочен проблемами с кишечником, даже сумели выжать из себя иронический смешок.

Я знал, что надлежащей законной процедурой здесь и не пахло, поскольку нас сразу же поволокли по одному в маленькую облицованную белым кафелем комнатку с крепким стулом и какой-то зловещего вида установкой посередине. Это было похоже на зубоврачебный кабинет, оборудованный в общественном туалете — только здесь было больше крови на стенах.

Мы были приписаны еще до того, как предстали перед судом.

Наступила моя очередь. Двое гороподобных наемных копов прикрутили меня к стулу, в то время как доктор, прикуривая сигарету, объяснял мне, что лучше не дергаться, потому что так будет еще больнее. Ему было по меньшей мере семьдесят, и он не стал предлагать мне общий наркоз — но чтобы почуять, как от него несет таджикским скотчем, этого и не требовалось. Я получил местный в основание шеи, и еще один в палец.

Я уже слышал, что Филлис настучала на нас. Я не винил ее: кто-то из парней сказал, что ей грозились припаять настоящее тюремное заключение, — а может быть, и психушку. Так что она запела. Я сделал бы то же самое. А вы?

Человек в белом халате удалил мне большую часть ногтя на левом указательном пальце. Я плотно зажмурил глаза, пытаясь не завопить. У меня не получилось.

Где-то рядом несколько наших ребят пели погребальную песнь о том, как они «победят однажды» [53]. А тем временем какой-то захолустный килдэрец [54]на нищенской зарплате калечил меня во имя закона.

Филлис раздавала на углу листовки. Судя по ее словам, она была горячей революционной девчонкой — и я нравился ей!

Поэтому-то я и пошел на митинг «Границы Воды».

Кто-то рассказывал, что это название однажды пригрезилось Железному Джону, который более всего походил на лидера в этой принципиально неиерархической организации. Приходилось слышать, что он имел в виду водяные знаки, какие бывают на высококачественной писчей бумаге — но я в это не верю. ЖД было, я полагаю, где-то под пятьдесят, это был ветеран бесчисленных экологических и антикапиталистических кампаний, он проводил слишком много свободного времени, засунув голову в свой фармацевтический шкафчик, так что вряд ли был способен справиться с такой шестнадцатимегабайтной концепцией.

Нас было около тридцати, рассеянных по окрестностям Лондона: панков, хиппи, древолюбов, Матерей Земли, эльфов, фей, рэйверов, социопатов, угрюмцев, обожателей дельфинов, а также по меньшей мере двадцать восемь анархистов различных мастей. Плюс я. Каждый хотел от остальных чего-то своего, и единственным способом избежать долгих ночей бесплодной идеологической болтовни для них было сосредоточиться на ненасильственных активных действиях.

Действия предлагались довольно жесткие — на первом же собрании, на котором я присутствовал, какая-то ущербная девица, не вылезавшая из черного шерстяного свитера, который был размеров на пятнадцать больше нее, выдвинула идею о том, чтобы какой-нибудь мальчик запустил самолетик через наземную платформу метро — так, чтобы тот упал на силовой рельс. Так что формулировка манифеста в итоге была изменена на «относительное ненасилие».

Однако нет ничего относительного в том, чтобы все твое имущество конфисковали (в моем случае говорить почти не о чем, но ЖД наверняка серьезно жалел о потере пластинки «Вельвет Андерграунд»), а тебе самому вживили чип. Вавилон и защитники свободного рынка не умеют работать с относительностью.