Клод Лалюмьер - Витпанк

— Э-э… ну да, — сказал я.

— Мне очень неприятно говорить вам это, сэр, но Кларенс Паунд — бывший почтовый работник, уволившийся из-за серьезного психического расстройства. Раз в несколько месяцев он на некоторое время перестает принимать лекарства, и тогда начинает воображать себя каким-то суперполицейским. Если он будет причинять вам беспокойство, дайте мне знать; мы заберем его и доставим к его лечащему врачу.

— Нет-нет, он совершенно не причинил мне никакого беспокойства. Большое спасибо.

Я повесил трубку как раз, когда он спрашивал: «А кто вы…»

Итак, мистер Паунд — всего-навсего шизик. Я должен быть готов к встрече с ним.

День 21. Я спал в своей студии, когда он вломился в нее. Я проснулся и увидел, что он смотрит на мои картины. В одной руке у него был пистолет, а в другой — фонарик.

— Они пустые, — сказал он. — Все эти холсты просто замазаны белой краской!

— Нет, — сказал я. — Просто это очень тонкая живопись. Их нужно рассматривать очень внимательно.

— Они пустые! Ты просто шизик!

— Ничего подобного; это ты — шизик! Ты — бывший почтовый работник, а никакой не полицейский! Ты никогда и не был полицейским!

— Это ложь! — он направил на меня пистолет.

— Это правда. Ты не полицейский.

Внезапно он сел — у него словно бы подкосились ноги. Долгое время он не говорил ничего. Я уже собрался подойти и отобрать у него пистолет.

Затем он начал говорить тихим, безразличным голосом. Он объяснил мне, кто он такой на самом деле, и мне все стало ясно.

Его зовут мистер Карлос Паунд, он владелец очень известной художественной галереи в Нью-Йорке. Сегодня мы соберем все мои картины и погрузим в его микроавтобус. Он отвезет меня в Нью-Йорк, где организует для меня персональную выставку.

Ручаюсь, мы устроим настоящий фурор.

Я ждала в коридоре, чтобы первой подойти к двери, когда раздастся звонок, но мама все же опередила меня. Она держала моллюска-шпиона осторожно, двумя пальцами, словно ручные цимбалы; на нем мигал зеленый огонек, свидетельствуя о готовности. Раковина моллюска была из серого текстурированного алюминия, это выглядело одновременно комически и пугающе; но вообще-то у нас в доме всегда так — никогда не знаешь, смеяться тебе или плакать.

— Ох, мама! — сказала я.

— Джинни, мы же должны узнать! — ответила она.

И открыла дверь.

Джейсон сделал шаг вперед. Он вскрикнул, когда моллюск-шпион раскрылся и выпустил ногу, ухватив щепоть его кожи, чтобы измерить температуру, кровяное давление и психологический профиль. На веснушках Джейсона проступил пот (никогда бы не подумала, что веснушки могут потеть), и хотя его макушка почти касалась притолоки, он так съежился, что моя мама по сравнению с ним показалась выше ростом.

Он метнул на меня взгляд, словно бы прикидывая, стою ли я того, чтобы иметь дело с ней. Я предупреждала, что его ждет много интересного — но могу поклясться, что теперь он уже начинал сомневаться, правильно ли поступил.

Мама взглянула на дисплей и прищурилась. Нога тем временем медленно убралась обратно, моллюск со щелчком захлопнулся и послышалось тихое жужжание. Она и без того знала, о чем думает Джейсон, для этого ей не требовался моллюск-шпион. Ему было семнадцать, как и мне, и он думал о том, о чем думают все семнадцатилетние, и о том, что будет потом. Маме было сорок, и она думала о том, что будет после . О своем «после» и обо всех проблемах, которые из-за этого на нее свалятся.

Она нажала кнопку на моих брюках, включив «электропастуха», и сказала:

— Хорошо. Я думаю, вы с Джоном можете пойти погулять.

— С Джейсоном, — поправила я.

— Ну, все равно, — сказала мама.

Брюки-пастухи сидели на мне, словно рукавица сталевара, густо нашпигованные проволокой и настроенные на максимальное поражение. В них я казалась себе огромной и неуклюжей, словно майкелиновский Шинный Человечек [65], разве только что я была девочкой. Эти брюки сделали их изобретательницу, то есть мою маму, сказочно богатой. Миллионы экземпляров использовались по всему земному шару, и до сих пор было зафиксировано только пять смертельных случаев — от сердечного приступа. Все доходы мама пустила на разработку «Упорной Девки» и кучи других продвинутых технологий слежения и контроля, большинство из которых она проверяла на мне.

Был жаркий, душный вечер, и я практически варилась в своих штанах. Я чувствовала запах собственного тела даже через сладкое благоухание дезодоранта и детской присыпки. Маме было наплевать, что меня смущает, когда я потею. Бог мой, она была совершенно сумасшедшая! Ничего удивительного, что ЦРУ отклонило ее заявку.