Алла Гореликова - Соло для саксофона

— Это и есть твой джаз? — спросил я.

Димка кивнул. Кивнул, не переставая плести узловатые кружева неровной, рваной, стремительной мелодии.

Когда гармошка замолчала, тишина показалась мне жуткой вдвойне.

— Сыграй еще что-нибудь, — попросил я.

— Да я так больше ничего и не умею, — виновато сказал Димка. — Это мы прикалывались с ребятами. «Соло для саксофона» на губной гармошке…

— Сыграй тогда еще раз, — прошептал Виталька.

Дверь открылась, когда Димка играл «Соло» в четвертый раз.

Я первый раз видел мерцающего так близко. Посреди затопившего мозги дикого, слепого, безрассудного ужаса прорезалась до странности спокойная мысль: «Он в самом деле как перематывающийся видик». Мерцающий двигался рвано, неровно и быстро. Невозможно быстро. За ним трудно было уследить. На нем трудно было сосредоточиться. И — на него трудно было смотреть. Глазам трудно. Так бывает, когда весь день просидишь за компьютером. Но отвести взгляд — еще труднее.

Мерцающий вошел — и замер.

Виталька вскочил. Димка медленно опустил гармошку и так же медленно, словно через силу, встал. Только я остался сидеть — ноги опять стали ватными, и мне так стыдно стало за эту слабость, за страх, но стыд был… не важным, наверное. Потому что дураку понятно — всё.

Мерцающий пошел к нам. Странно — он ведь быстрый, очень, но казалось почему-то, что он не торопится. Что нарочно идет медленнее, чем может.

В следующий миг я понял, что он идет к Витальке.

Виталька, наверное, тоже это понял. Потому что он попятился. Попятился, зацепился за угол ящика и рухнул спиной на яблоки. Молча.

Мерцающий дернулся вперед, наклонился.

А Димка шагнул чуть в сторону — и оказался между ним и Виталькой.

Мерцающий задел Димку за руку. Чуть-чуть. Я видел, он совсем не хотел касаться Димки. Он пришел за Виталькой.

Никто не знает, почему мерцающие не нападают на кого попало. Но эту странность заметили быстро — они всегда приходят за конкретным человеком…

Димка закричал.

И я, кажется, тоже закричал… не помню.

Виталька плакал. Я дрожал. Крупной, отчетливой, гадостной дрожью. Спасения нет. Никто не придет на выручку. Им не до нас. А может, их и нет уже никого. Через час, или завтра, или через минуту войдет еще один мерцающий — и всё кончится. Прикосновение Чужого будет последним, что останется мне в жизни. Я заору от дикой боли, а потом… не знаю, что потом. Хорошо, если ничего… если я просто умру на месте от боли.

Дверь открылась.

Вошел мерцающий.

Он остановился рядом с нами. Этот был намного быстрее предыдущего. И, мне показалось, решительнее. У его ног лежала губная гармошка. Димкина…

Я не уловил, как она оказалась в руках Чужого. Быстрые они… наверное, взаправду быстрее пули.

Мерцающий поднес гармошку к губам и заиграл.

Он заиграл «Соло для саксофона». Точь-в-точь, как играл Димка.

— Гад, — звенящим голосом сказал вдруг Виталька. — Димку, сволочь, сожрал. Или что они там с людьми делают… чтоб уметь все, что люди умели.

Мерцающий поднял руку и отчетливо покрутил пальцем у виска. Точь-в-точь как Димка. Не переставая плести узловатые кружева неровной, рваной, стремительной мелодии.

Одно дело уметь, подумал я. И другое — чувствовать. Думать. Музыку играть!

— Димка, — сказал я. — Дим… это ведь ты, правда?!

Мерцающий кивнул. Не переставая играть…

Я встал. На этот раз ноги меня послушались… и руки тоже… я толкнул Димку ладонью в грудь. Чуть-чуть. Просто чтобы коснуться.

Мир взорвался.

Мир взорвался, обернулся кипящей мерцающей лавой, раскаленным мерцающим воздухом… ласковой мерцающей темнотой… ласковым шепотом в голове: «Не бойся, Игорек… не бойся… все хорошо, честно!»

Я и не боюсь, подумал я.

Димкино одобрение обдало меня ласковыми щекочущими брызгами. Кажется, Димка извинялся, что считал меня трусом. Я брызнул в ответ: «Да что, я же просто догадался… это ты герой, Витальку заслонил. Дим, а кто это был?»

«Тетя Тая».

Я открыл глаза. Димка и не смотрел на меня, оказывается. Он смотрел на Витальку. Виталька лежал на полу, голову его поддерживала тетя Тая — теперь-то я без труда ее узнал. Виталька подернулся мерцающей рябью, заблестел, как солнечная дорожка на море… потом блеск угас, мерцание приутихло, и моих мыслей коснулось Виталькино недоумение: «Что это со мной было?»

«Дим, — позвал я, — так мы что, телепатами стали теперь?»

«Вроде того, — откликнулся Димка. — И, кажется, не только. Вот есть нам точно теперь не надо. Я кое с кем поговорить успел… побегал по городу, пока взрослые отношения выясняли. Знаешь, кажется, быть мерцающим — здорово!»