Юлия Морозова - Рог Боромира

Я смотрел вперед сквозь мутное стекло своей машины. Сначала было темно и по-утреннему неуютно, потом впереди блеснуло розовым, горизонт разбился на квадраты и прямоугольники небоскребов Минас-Тирита, и вот мы уже катим по полусонным спальным районам, мимо детских площадок и многолетних помоек, мимо магазинов и одинаковых серо-желтых домов. Обожаю спальные районы, такие сонные спокойные и меланхоличные. Но мне не повезло — живу в Старом городе, почти в центре, а в Старом городе все каменно и слишком картинно. И добираться еще через весь центр, и значит скоро шофер вырулит на проспект и мы покатим мимо этого жуткого декоративного фонтана… Стоп машина! Что стряслось?

Подошел патруль с красно-черными повязками на рукавах. «Око Саурона». Я восхищенно прицокнул — грамотные нынче пошли политики, откуда только такие древние знаки знают? Вежливо проверили документы. Когда мы отъехали метров на сто вперед (струи фонтана уже заблестели впереди) водитель наконец разразился долгой тирадой: о господине Финве, о господине мэре, об их вечно пьяном величестве Арагорне таком-то, о возрождении гондорских национальных традиций, о том, что опять помощи от дружественного Мордора не дождаться, о том, что затевается что-то нехорошее, поскольку последние три дня нормальные люди едут из города, а не наоборот, как некоторые. Некоторые в моем лице тираду игнорировали, потому как заворожено смотрели на декоративный фонтан, поставленный года два назад по личному распоряжению мэра. Фонтан назывался Рогом Боромира. Фонтан был чудовищен и многоярусен. Не знаю, что имел в виду автор — трубить в такой рог нельзя. Пить из него — тем более, гондорские ритоны, конечно, имели достаточно идиотскую конструкцию, но не настолько же… Фонтан убивал наповал. Первые несколько месяцев я старался не смотреть в его сторону, но это было совершенно невозможно — окна кафедры археологии Гондорского Государственного выходят прямо на Главный Проспект. А посреди проспекта стоит это чудо. А потом я понял, что не могу оторвать взгляда от этого ужаса, от этой торжествующей пошлости… Все-таки фонтан потрясал воображение. У-ф-ф! Проехали… Ну вот еще чуть-чуть — и дома. И можно наконец смыть с себя экспедиционную грязь, выпить нормального эля, ширского темного, а не этой дряни лориэнской, и газеты почитать нормальные, столичные (Лориэнская пресса отличалась редкой местечковостью, и к тому же ни одного грамотного журналиста в Лориэне давным-давно не было, они демонстративно путали «одеть» и «надеть», а псевдонимы себе выбирали исключительно староэльфийские: «Новый сорт роханских прокладок. Наш спецкор в Изенгарде — Галадриэль»).

…И поесть наконец чего-нибудь, ширская тушенка хороша, но — первые две недели. И — Алику позвонить, самый большой кайф в жизни — встречаться с друзьями после экспедиции, изголодавшись по новостям… Вот только отчет декану представить в течение трех дней — это, конечно, плохо.

— Вот тут, за аптекой, — мы, наконец, приехали, и я поволок рюкзак из багажника. В подъезде меня встретил пронзительной трелью соседский кот. Кота звали совершенно карикатурно — Моргот, но, что самое интересное, кличка подходила — до того он был тощий, черный и глазастый.

А вот и квартира моя малогабаритная… Здравствуй, пыль на столах, здравствуйте тараканы, не оголодали ли за два месяца? Здравствуй, Мелиан… Я свалил вещи в углу коридора и взял в руки фотографию. Ты совсем не изменилась за эти два года — и никогда больше не изменишься. Глупая привычка — оставлять твой портрет так, чтобы можно было сразу, входя, увидеть твое лицо — как раньше. Как раньше — не будет. Я перевернул фотографию лицом к стене. Мертвые мертвы. А еще через полчаса я отмокал в ванной с банкой эля в одной руке и «Вестями Минас-Тирита» — в другой. Только сейчас ощутил, как смертельно устал за эти бесконечные сутки. Сначала — пешком с вещами от лагеря до вертолетной площадки, потом на вертолете — до Лориэна (повезло еще, могли ведь и своим ходом), там — пять часов в Аэропорту, потом перелет, прощание с ребятами, такси, патруль этот несчастный… Нет, в экспедицию хорошо ехать, когда в рюкзаке — чистое белье, а не те лохмотья, которые от него остаются за два-три месяца, когда тушенка ширская еще не приелась, а гитара — не приигралась. А возвращаться — скучно. Впрочем, и экспедиция выдалась на редкость нудная, ну раскопали мы эту орочью стоянку, а толку-то? Чуть-чуть керамики, да и то раннероханской, и груды костей. И честно провели разведку чуть не по всей Мории. Ну нет там никаких следов гномов, и не было никогда — а как я это декану скажу? Он-то чудак вбил себе в голову, что раз есть три топора с рунами и два обрывка кольчуги специфического плетения (и то — не третьей эпохи и не четверной даже, начало пятой), значит были и гномы. Блин, все равно, что хоббита в Шире искать или эльфа в Серебристой Гавани. Умный мужик декан, а глупости всякой верит… И как я ему в отчете напишу, что нет там ничего — ну ничегошеньки, что подтверждало бы существование мифических гномов…