Сергей Калашников - Жизнь на двоих

Савка повёл меня вправо. Туда где высокая трава скрывала нас почти полностью. Мы шли пригнувшись, изредка поднимая головы и осматриваясь. Припекало, от земли поднимался сырой дух и смешивался с горьковатыми запахами растений. Под ногами мягко пружинило и влажно чавкало, но вода не проступала, и ноги оставались сухими.

Мы не шли, а крались. Я выбирала дорогу, а мой спутник распрямлял позади потревоженные рослые стебли. След прошедшей вчера погони без труда угадывался слева, и было по-прежнему тихо.

В лесу нашли свою повозку, разбитую и разграбленную. Она налетела на дерево, отчего корзина кузова слетела вправо, а колеса раскатились в разные стороны. Провизия и утварь бесследно исчезли, зато тайничок с деньгами сохранился — он был сделан крепко и неприметно. Кошели с деньгами мы перепрятали — закопали неподалеку, хорошенько приметив место, и уже совсем было собирались продолжить движение по Мотиному следу, как вдруг поняли — а нет больше следа. До этого места — есть, а дальше он пропал.

Рейтары истоптали всю окрестность и вернулись, а наш егерь сюда вообще не приезжал. Он свернул раньше, хлестнув на прощание лошадку, и пропустил погоню догонять пустой возок. Они его и настигли. Возок.

Вот хитрец! Ведь мы тоже не заметили места, где он выкинул это коленце, хотя шли пешком и внимательно смотрели под ноги.

Мне сделалось спокойно за покинувшего нас спутника — он обязательно оторвётся от преследователей. Более того, он отвёл от нас опасность. Но что теперь делать? Хм. А ведь Савка ждёт моего решения. Точно. Он не знает цели поездки и просто готов подчиниться.

Бедные мои ножки. Шалашик с мягкой подстилкой и единственная на двоих куртка перешли в моё безраздельное пользование. До этого места я держалась и даже ни разу не пикнула. А дальше… дальше просто не оставалось сил ни на что. Чем занимается спутник? Не знаю. Не вижу его и не слышу. Судорога крутит мне ступни и икры, а я содрогаюсь от невыносимой боли. Разминаю, колю в разные места кинжалом, шиплю, массирую, тру. Отпускает.

Пробуждение от нового приступа ломоты, и опять борьба с собственным натрудившимся телом. За что мне эти мучения? И где Савка?! Почему он не приходит на помощь, почему бросил?! Но не издаю ни звука и, стиснув зубы, заставляю себя справиться с болью — мышцы расслабляются. И опять сон валит меня, едва чувствую облегчение.

Очередное пробуждение значительно приятней. От рывка за щиколотку. Савка протягивает мне оструганную палку, на которую нанизан какой-то бурый комок, пахнущий едой. Кажется, я вонзила в него зубы, действуя на запах. Это мясо. Горячее и, не буду перехваливать, съедобное. В высшей степени съедобное. Сколько же мы не ели? Не важно.

— Ещё! — это всё, что я смогла произнести, когда зубы добрались до древесины.

— Больше нету. Я только одну поймал.

— Кого?

— Тебе лучше не знать.

«Кажется, это был какой-то небольшой зверёк. Наверное, крыса, — подумала я равнодушно. — И другу моему не досталось ни кусочка».

Последняя мысль показалась мне неправильной и несправедливой.

Это была белка. Как он её поймал? Не знаю. Я просто добыла ещё одну — метнула кинжал и пришпилила к стволу лесную проказницу. А потом убежала, чтобы не видеть, как её обдирают сапожным ножом. И как поджаривают на деревянном вертеле. И как едят. Нехорошо это. Неправильно. Но справедливо.

А я набрала орехов — они уже отходили, но немного на ветках пока оставалось. И на земле попадались упавшие. Пусть и не досыта, но мы подкрепились.

Я вспоминала карту Гринринга, которую тщательно изучила в своё время. Опустошенная войной область между границей с Ассаром и рекой Лутой осталась позади. Мы, насколько я разобралась, отклонились вправо от дороги, ведущей в столичную провинцию, но, в принципе, с верного пути не сбились. Дальше пойдут безлесные участки — пашни, покосы и пастбища. Там не укроешься в чащобе и не сбежишь от конного разъезда. Вот это я и объяснила другу. И еще, что попасть нам необходимо к глубоко вдающемуся в сушу заливу, на берегах которого и раскинулась как раз та самая центральная область, куда мы направляемся.

Мы плелись по пыльной дороге. Два чумазых оборванца, один из которых глухонемой, а второй — босоногий дурачок. На палке, лежащей концами на наших плечах, болтался увязанный в рогожку увесистый камень. Савка объяснял, что святые отцы наказали нам донести его своими руками до берега Северного моря, чтобы Создатель уверился в необходимости вернуть мне слух. Вот такую сказку придумали мы для встречных путников или для летучих разъездов, то и дело шмыгающих в этих местах.