Сергей Калашников - Жизнь на двоих

Спать я устроилась на коряге, едва солнышко пригрело, благо сынишка у Моти правильный, обещал покараулить, чтобы сороки меня не унесли. Кошмар! Часок кемаря принёс моей бедной головушке некоторое прояснение и когда меня разбудили голоса, я воспринимала их, обладая обычной ясностью мысли, а не в полудрёме.

— Эй, смерд, что это ты тут делаешь? — голос принца Доминика опознаётся легко.

Я испуганно спряталась за корягу. Что он тут делает посередь дня? Неужели Нелка не удержалась и нахамила парню?

— Поджидаю, когда бабушка передохнёт. Мы с ней идём издалека, и она притомилась, — а это уже сын егеря отвечает.

— А сам-то ты из этих мест, или издалече? — спокойный голос Нелкиного жениха звучит ровно, чтобы не испугать мальчонку.

— Из этих, Ваше Сиятельство.

— Тогда скажи мне, не знаешь ли ты в округе девицы, волос у неё чуток в рыжину отдаёт, а сама она в деле знахарском искусна.

— Я тут всех знаю. Есть такая, только живёт она далече. По Клотскому тракту полдня от города пешком, а затем налево после третьей речки. Тогда уж вдоль берега до самой мельницы. А оттуда направо, только дорогу спросите к Лысухе. А уж как до неё доберётесь, это деревня так зовётся, тогда справа от дороги у выгона крайняя изба, там Олеся и живёт. Есть ли в волосах у неё рыжина, в точности не помню, а только травы она собирает и в город на продажу возит.

— Спасибо тебе, смерд! — о как, оказывается, принц учтив с простолюдином. — Лука, подари мальчику дежку малую! — и топот копыт и всадники удалились.

Никодимка разыскал в траве медный грошик: денежка, действительно малая, а я проводила взглядом верховых. Принц и его грум в дорожных костюмах направлялись как раз туда, куда послал их этот маленький шалопай. Местные жители неохотно показывают дорогу к моему дому, этот обычай я приметила ещё в те поры, когда мама была жива. А моё дело, накормить парнишку, когда мы с ним доберемся до дому. Заслужил. А у меня там и окорок, и каравай ситного и квасу кувшинчик. Мельник не поскупился.

— Эй, вставай, лекарка! — толкают в плечо в моём собственном доме. Гость незваный вошел без стука и разыскал кровать, на которой я блаженно растянулась, чтобы отоспаться. Да ещё монеты сыплет из кошеля так, чтобы я слышала их звон. В свою, правда, руку сыплет.

— Обожди на крыльце, сейчас поднимусь, — а что делать? Не все больные мне симпатичны, так это не означает, что следует отказывать им в помощи.

Вышел, и кошель унёс.

Привела себя в порядок, вышла на двор — солнце уже клонится к закату, но до ночи ещё далеко.

— Так что у тебя стряслось? — зевая, спросила я.

— Дочка захворала, — нервно отозвался тот, постоянно оглядываясь.

— Как захворала? Отравилась, с жаром слегла или кашель её душит? — со вздохом поинтересовалась я, мысленно перебирая различные готовые мази и отвары. Надеюсь, делать ничего не придется.

— Не говорит, кричит только, что плохо ей и всех отгоняет! — буркнул мужчина, недовольный задержкой и разговорами.

— А лет твоей дочке сколько? — чуть хмыкнув, спросила я.

— Не помню.

Нет, это что-то совсем непонятное.

— Ты хоть рост её рукой покажи.

Показал себе на уровне плеча. Это на полголовы ниже, чем я. Вроде — подростковый должен быть возраст.

Навьючила на себя, да и на него, всякого припасу на все случаи жизни, да и пошли мы окольными тропами. Мужик этот одет странно, вроде как обычный крестьянский армяк, а сапоги на нём — какие состоятельные купцы носят. И шапка вроде фуражки. Опять же посох в руках тяжеловат для путника. Неладный клиент, недобрый. Озирается, к каждому шороху прислушивается.

Да уж, как задалась в жизни чёрная полоса, так и продолжается. Во-первых, привел меня этот человек в лагерь разбойников. Десяток бандитов обосновался на лесной поляне, и одна девчонка при них, дочь атамана. Вот и стала эта девица в пору входить. Была бы рядом хоть одна баба, и никакой «болезни» бы не было. В общем, посидела я с бедной часок, потолковала. Объяснила, что к чему, а в обратный путь отправляться не решилась — стемнело. Далеко завёл меня провожатый. Так что, раз уж пришла, то и остальных членов шайки осмотрела.

Нездоровый они народ. У одного фурункулёз — непонятно как он с такими нарывами вообще может двигаться. У второго глаз заплывает от ячменя. У двоих раны никак не зарастут. Вроде с виду не особенно опасные, но гноятся и гноятся. Да и другие болезни нашлись, да такие, при которых добрый горожанин или селянин дома бы на постели стонал, а эта шатия в лесных шалашах ютится, да ещё и с места на место через день переходит. Кого они вообще способны ограбить, я просто не поняла. И каша-то у них жидкая, да пустая, и одеяла рваные. Оружие — дубины в основном. Ножи ещё из-за голенищ выглядывают, да кистени за поясами.