Майк Гелприн: Трасса

Я познакомился с её родителями, и видно было, что им понравился. Отец, секретарь районного комитета партии, долго расспрашивал меня про дальнейшие жизненные планы. Я наплёл всё, что в таких случаях полагается, и он остался доволен, пообещав содействие и помощь.

Любил ли я Машу? Не знаю. Наверное, да. В том случае, если любовью можно назвать постоянное желание обладать и многочисленные оргазмы. Я, по довольно циничному выражению одного из моих сокурсников, попросту не снимал её с члена.

Летом мы разъехались, чтобы, цитируя Машиного отца, проверить чувства. Я уехал на сборы в Латвию, она с родителями — на курорт в Крым. Мы снова встретились в конце августа, и оба с радостью убедились, что желанны друг для друга не меньше, чем прежде. Я повёз её на дачу в Репино, и там, посреди совершенно феерической ночи, сделал ей предложение.

— Никогда и ни за что, — сказала Маша и, увидев моё вытянувшееся лицо, рассмеялась. — Никогда и ни за что не откажусь, милый.

Я увидел Катю на следующий день. Был вечер, я вышел из дома, решив прошвырнуться по улице, пока Маша готовит ужин. Открыл калитку, включил карманный фонарик и в его свете в двух шагах от себя увидел Катю.

— З-здравствуй, — запинаясь, сказал я. — Здравствуй, Катя. Что-то ты припозднилась.

— Здравствуй, Рома, — тихо сказала Катя. — Извини, дай мне, пожалуйста, пройти.

Я посторонился, и Катя, задев меня краешком платья, быстро прошла мимо. Я вдохнул запах её духов, и мне показалось, что меня рванули изнутри за сердце и принялись умело его выкручивать. Я, выронив фонарь, отступил назад и с трудом удержался на ногах. Внутри у меня что-то оборвалось, мысль о том, что я — скотина и подлец, прострелила меня и едва не свалила на землю. Катя уже зашла в дом, там зажёгся свет, а я всё стоял на месте, не в силах сойти с него, словно у меня отнялись ноги. Наконец, медленно, очень медленно, я двинулся к дому и поднялся на крыльцо. Открыл дверь, но внутрь не зашёл — привалившись к косяку, продолжал смотреть на Катины окна. И внезапно увидел в свете одного из них крадущуюся человеческую фигуру.

Я подумал, что мне померещилось, и протёр глаза. Фигура исчезла, но спустя пару секунд появилась опять. Я увидел, что человек быстро выпрямился, заглянул в окно и сразу скрылся. Я вновь протёр глаза и прождал, стоя на крыльце, минут пять. Фигура больше не появлялась. «Померещилось», — вновь подумал я и зашёл в дом.

— Рома, что с тобой? — бросилась ко мне Маша. — На тебе лица нет. Что-нибудь случилось?

— Случилось, — медленно сказал я. — Я только что видел Катю.

— Вот как, — холодно произнесла Маша. — Рома, я хочу попросить тебя об одной вещи. Никогда, ты понял, никогда не говори мне о ней.

— Подожди, — я тряхнул головой, собираясь с мыслями. — При чём здесь это? Я видел… Нет, я лишь думаю, что видел какую-то тень возле её дома.

— И что? — насмешливо спросила Маша. — Это была тень отца Гамлета?

— Это была… Я не знаю. Извини. Я должен пойти и проверить.

— Ты никуда не пойдёшь, — твёрдо сказала Маша. — Ты понял? Никуда. Если ты сейчас уйдёшь, то и я немедленно ухожу.

— Маша, бог с тобой, — проговорил я, изо всех сил стараясь звучать резонно и сдержанно. — Я просто пойду и взгляну. Хочешь, пошли со мной. Убедимся, что всё в порядке, и сразу вернёмся.

— Повторять не буду, — сказала Маша нарочито спокойным голосом. — Если ты пойдёшь туда, между нами всё кончено.

Я смотрел на Машу с минуту, потом пожал плечами, прошёл на кухню и сел за стол. Налил себе из початой водочной бутылки и залпом выпил. Закусил коркой хлеба, отдышался. Потом мы быстро поужинали, и Маша сказала:

— Пойдём, пора спать.

Мы отправились в постель. Маша, стараясь загладить резкость, была в эту ночь особенно нежна. Наконец, она заснула, а я так и лежал на спине, не смыкая глаз. Потом поднялся, осторожно, чтобы не разбудить Машу, оделся и, неслышно ступая, вышел из дома. Я увидел, что свет в окнах Катиного дома всё ещё горит, и посмотрел на часы. Было полтретьего ночи. Я вышел на Финляндскую и быстрым шагом покрыл разделяющее дома расстояние. Перемахнул через низкий забор, согнувшись, подбежал к окну и заглянул в него.

То, что я там увидел, едва не вышибло из меня дух. Я страшно, надрывно закричал и мгновенно оглох от своего крика. Бросился на крыльцо, рванул дверь и ввалился в дом. Помнится, на пороге упал, разбил лицо о пол и не почувствовал боли. На коленях, оскальзываясь в крови, я пополз к тому, что осталось от Кати. Дотронулся до неё и завыл. Позже Маша сказала мне, что я выл, как собака по покойнику. Не знаю, что делал дальше, помню только сбежавшихся на мои крики людей. Кто-то оттаскивал меня от Кати, кто-то прикладывал к лицу мокрое полотенце. Я пришёл в себя лишь под утро, когда прикатила милицейская машина, и сержант со знанием дела с размаху выплеснул мне в лицо ковш холодной воды.