Так Антип открыл в себе тягу к справедливости.
Через полгода новорожденные привыкли к вкусу живой человеческой крови, а в городе стало опасней и чище. Старенькая уборщица из морга пересказывала слухи о том, что по городу бродит ангел, убирающий грешный человеческий мусор: в одной руке его обоюдоострый меч, в другой алмазное помойное ведерко, и по всему выходит, что скоро конец света. Антип добродушно посмеивался и спрашивал уборщицу, не грешила ли она в молодости, раз так переживает.
Тухлый Лелик все плавал в своем формалине на потеху Антипу, которого всегда смешили обмороки студенток-практиканток. В его тайной резиденции — глухом заброшенном подвале — копились гладкие белые черепа: головы жертв Антип отбирал по праву хозяина. Его псы, уже пять поколений не знавшие разболтанной бродячей жизни, отличались умом и неестественной даже для собак организованностью. Императорские щенки, знавшие вкус грешной человеческой крови, производили на свет странное потомство — крупных молчаливых кобелей с ярко-желтыми глазами и повадками вожаков. Они с рождения знали, что должны подчиняться одному только человеку со странным — соленым и холодным запахом, который был им почему-то милее и ближе, чем самые аппетитные ветра, прилетавшие с мясокомбината.
Желтоглазые чувствовали, что их связь с Антипом прочнее и ближе, чем у других собак. Часть из них становилась его телохранителями, часть, не теряя связи с хозяином, уходила в пастухи кареглазого собачьего народца — веселого и простодушного.
Стая росла, превращаясь в отдельные кланы. И желтоглазые вожаки, встречаясь с Антипом днем на улице, обменивались с повелителем быстрыми понимающими взглядами. Ему нравились эти взгляды, они были осмысленны настолько, что вызывали холодок в позвоночнике. Он начинал догадываться, что его собаки давно уже стали государством — единым организмом, в котором ему, Антипу, отведена роль головы. Был доволен такой ролью и совсем не задумывался о том, какое место он — молчаливый патологоанатом с шапкой жестких курчавых волос — занимает среди себе подобных. Он словно был выключен из жизни нормальных людей. Не любил политику и спорт, не гонялся за женщинами и деньгами, ел, что попало, одевался в те вещи, которые покупала ему мать. Те ночи, которые Антип проводил в доме, были мучительны, и он стонал, бормотал и скрежетал во сне зубами, когда над его подушкой вставал столбом поток лунного света.
Луна на него действовала странно, маняще, как действует первая весенняя капель на молодого кобеля. Даже сны его были исполнены невыразимой стремительной тоски, которая заставляла его, спящего, вскакивать с кровати, и, забираясь на подоконник, смотреть в бледное светило с откушенным боком.
— Жениться тебе, сыночек, пора, вот что, — как-то утром сказала его мать. — Неровен час крыша съедет, что тогда с папкой делать будем?
Антип согласился, что им с папкой в этом случае будет несладко, но поставил условие: невесту найдет сам и смотрин ему устраивать не надо.
Он решился на странный эксперимент: найти девушку с запахом, похожим на его собственный. Поиски велись, но пока безрезультатно, и Антип всерьез уже подумывал о перспективе жениться на дочке одной из материных подруг. Перспектива не радовала, но Антип не отчаивался и ждал утешительных вестей от желтоглазых вожаков. Те смотрели виновато и сообщали, что ищут невесту для хозяина днем и ночью.
— Ничего, ничего, — бормотал Антип. — Найдется. Можно еще подождать.
Тот год был особенно сытым и удачным для его стаи. Она разрослась так, что Антип с трудом представлял себе ее границы. Желтоглазые давно завоевали власть в других стаях, сгоняя блохастое собачье племя к вокзалу, с которого можно уехать в светлое будущее. Кареглазые были народом, желтоглазые — элитой, отдельной стаей, которой в отсутствие Антипа руководил черный кобель с седой холкой.
Чтобы отвлечься от мыслей об избраннице, Антип в одну из ночей увел «императорскую свору» за город, где объяснил, что государю требуется от своего народа. Нельзя сказать, что он общался с собаками по-человечьи, или подавлял их своей волей, или посыпал дурацкие телепатические сигналы, каких в природе не бывает. Просто он думал с ними на одной волне. То, что видел он, видели и они, словно он и собаки были единым организмом. При желании он мог настроиться на любое из животных, но собаки были ему проще и понятнее. Это была одна из любимейших Антипом странностей, которая, впрочем, как и другие, не поддавалась никакому рациональному разумению.
Читать дальше