Ричард Матесон - Монтаж

— Кэрол?

Воздух в телефонной будке был душен и затхл.

— Да, — сказала она.

— Боже мой, дорогая, неужели ты забыла?

— Нет, — сказала она.

Поездка на такси от Нортпорта запомнилась ему лишь как мельканье заснеженных деревьев и полян, сменяющихся сигналов светофора и визга шипованной резины. Голос ее в телефонной трубке звучал слишком спокойно. Нет, я здорова. Линда немного простудилась. С Джоном все в порядке. Мне не удалось найти няню. Какое-то мрачное предчувствие холодило ему кровь.

Наконец-то дома. Он представлял себе это именно так: обнаженные деревья, снежные сугробы на крыше, кольца дыма, поднимающиеся из каминной трубы. Дрожащей рукой он отсчитал шоферу деньги и повернулся, выжидательно глядя на дверь. Она оставалась закрытой. Он продолжал ждать, но она оставалась закрытой.

Он прочел письмо, которое она в конце концов показала ему. «Дорогая миссис Краули, — начиналось оно, — я решила, что вы должны узнать…»

Глаза его перекинулись на подпись внизу, написанную детскими каракулями: Кора Бейли.

Ах ты грязная…

Что-то остановило его, он не смог выругаться.

— О, господи. — Она стояла перед окном, вся дрожа. — До этой секунды я не переставала молиться, чтобы все это оказалось ложью. Но сейчас…

Она вздрогнула, когда он прикоснулся к ней.

— Не смей!

— Ты отказалась лететь со мной! — закричал он. — Ты отказалась!

— И это все, что ты можешь мне сказать? — спросила она.

— Чшто мне делать? — сказал он, опрокидывая в себя четырнадцатую рюмку виски с содовой. — Чшто? Артчи, я нех… не хочу ее терять. Ньее, ньи детей. Чшто мне делать?

— Не знаю, — сказал Арти.

— Этта тфарь, — пробормотал Оуэн. — Бшли б не она…

— Она просто глупая курица, — сказал Арти. — Но яичко-то снес ты, а не она.

— Чшто мне делать?

— Для начала тебе неплохо бы перестать глядеть на жизнь со стороны. Ведь это не пьеса, которую ты смотришь в театре. Ты сам на сцене, у тебя есть своя роль. Либо ты будешь играть, либо за тебя ее сыграют другие. Действуй сам. Никто не преподнесет тебе диалога на блюдечке, Оуэн, не забывай этого.

— Ну, не знаю, — сказал Оуэн. И позже повторил эти слова в тихом номере, который снял в отеле.

Неделя, две недели. Бездумные, от отчаяния, прогулки по Манхэттэну, шумному и одинокому. Посещение кинотеатров, обеды в кафе-автомате, бутылки виски, чтобы как-то забыться. И наконец — телефонный звонок отчаяния.

— Кэрол, пусти меня к себе, пожалуйста, пусти.

— О, господи, любимый… Приходи скорее.

Еще дна поездка на такси, теперь уже радостная. Свет над крыльцом, распахнутая настежь дверь, бегущая к нему Кэрол. Горячие объятья, а потом — домой, рука об руку.

Путешествие по Европе!

Сверкающий калейдоскоп мест и событий. Туманная Англия весной, Широкие и узкие улицы Парижа, расчлененные кварталами Берлин и Женева. Милан в Ломбардии, сотни островков Венеции; Флоренция, Марсель у самого моря; Ривьера, защищенная Альпами, древний Дижон. Второй медовый месяц, отчаянная попытка сойтись заново, ощущение друг друга, наполовину осязаемое, как вспышка молнии в кромешной тьме.

Они лежали на берегу реки. Солнце разбрасывало по воде сверкающие монеты, рыба лениво шевелила плавниками, держась против течения. Содержимое их корзинки для пикника было разбросано по траве. Счастливая Кэрол положила голову ему на плечо, и ее теплое дыхание щекотало ему грудь.

— Куда они подевались, все эти годы? — спросил Оуэн, не себя и не ее, а небо.

— Дорогой, ты, кажется, волнуешься, — сказала она, приподнимаясь на локте и глядя на него.

— Да, — ответил он. — Ты помнишь тот вечер, когда мы ходили в кино на «Вечное мгновение»? Помнишь, что я тогда сказал?

— Нет.

Он рассказал ей: о картине и о том, как загадал желание, о страхе, который иногда возникал в нем.

— Но ведь я хотел, чтобы время текло незаметно только вначале, — сказал он, — а не всегда, всю жизнь.

— Ах ты, мой милый, — сказала Кэрол, стараясь сдержать улыбку, — у тебя слишком богатое воображение. Ведь прошло уже семь лет. Семь лет.

Он поднял руку и посмотрел на часы.

— Или пятьдесят семь минут, — сказал он.

И опять дома. Лето, осень, зима. «Ветер с Юга», за который Голливуд заплатил 100 000 долларов, а Оуэн отказался участвовать в написании сценария. Их новый дом, с окнами на залив, миссис Халси, которая пошла к ним работать домоправительницей. Джон — в военной академии, Линда — в частной гимназии. А после турне по Европе, в ветреный мартовский полдень — рождение Джорджа.