Надя Яр: Немезида

Планета, от которой летела «Святая надежда», на всех картах была помечена рядом чисел. Её обитатели, будучи ещё живыми, называли её «Канаан» — кощунственная и злая насмешка. Старую колонию на планете населял большой кагал ведьм. Заезжий колдун, который попался в руки Инквизиции на одной из станций пограничья, сначала утверждал, что колонию основала лютеранская община паранормальных мутантов, почти пятьсот лет назад сбежавшая из Сансет Сити. Потом он, конечно же, рассказал на допросах всю правду. Это здорово позабавило посланных на Канаан в «Святой надежде» рыцарей Храма — ведьмы, да ещё и еретики. По справедливости следовало бы убить их дважды, и в некоторых случаях храмовики так и сделали. Передушив и перестреляв колдунов, они сожгли лазером трупы. К тому времени неофициальные мысли отца Прево расцвели буйным цветом в его голове, но было поздно, старая колония была мертва, и пора было уходить.

Крейсер сел им на хвост, когда они оставили Канаан, не отстал ни на первом, ни даже на третьем прыжке, и пилот с деланным равнодушием заявил, что это не простой вавилонский пограничник. Туманные линии на экране наблюдателя сложились в правильную сетку, проступили цвета, и крестоносцы Римско-Весперийского Мира увидели хищную пасть. Капитан крейсера «Немезида» нарисовала на носу своего корабля морду волка. Линии голографии отчасти совпали с геометрическим узором обшивки, зрачки зверя зияли жерлами лазерных батарей, и гнездо ядерной пушки уставилось на добычу со лба волка, словно чудовищный третий глаз. Машина вырастила себе лик. Капитан Эмма Сигью не могла самовольно нарисовать на крейсере вавилонского флота гиперборейскую звезду, но волк был совсем другое дело — неофициальный символ, сиречь не запрещённый уставом. РАН, кириллицей возвещали кроваво-красные буквы меж челюстей зверя. РАН, как в русском слове «рана». РАН в английском «беги». РАН, Хозяин Огня.

И они побежали. Они бежали уже двадцать дней, прыжок за прыжком за прыжком в коренное пространство Рима. Сигью не отставала. Она даже не задержалась у Канаана, чтобы поискать в развалинах колонии случайно выживших колдунов. У капитана «Немезиды» были свои приоритеты, и неофициальные мысли отца Прево отошли на задний план. Вообще-то он был не против уготованной ему гибели. Что-то внутри него успело увериться в существовании невозможных мутантов — что-то холодное, спокойное и прямо-таки некатолическое. Оно видело, насколько грядущий конец логичен и правомерен. Крестоносцы отца Прево убили жителей Канаана, а теперь Эмма Сигью собирается убить их или загнать их уставший корабль в огненную печь какой-то звезды. Это всё было правильно, но отец Прево не собирался сдаваться без боя. Запланированная им проповедь была посвящена бесценному христианскому качеству: упрямству.

В соседней камере отключили свет, и лежащий там вавилонянин начал умирать. Он не просыпался уже много часов. Во сне ему хотелось пить. В бочке рядом с его койкой была вода, но он не вставал, потому что во сне ему было не так больно жить. Диедра могла бы войти к нему и попробовать его напоить, но ей, наверное, не дадут. Она знала, что за ней следят. Её могли наказать. Даже хуже — её могли потом не пустить к маме.

Она решила подождать, пока все люди на корабле соберутся в часовне, войти в соседнюю камеру и попытаться напоить этого человека. Время шло, они всё не сходились в часовне, и Диедра лежала на полу и поневоле засыпала. Её тянуло в какое-то мёртвое место. Там ждало что-то тёмное и голодное и невыразимо ужасное, и ей очень хотелось по-настоящему заснуть и спать так, как дома по субботам — долго, сладко и беспробудно, накрыться с головой одеялом и занырнуть в такую глубину, в которой никакое чудовище не достанет — и всё-таки она не могла забыть о человеке за стеной. И так она ждала и ждала, цепенея от усталости и от страха, и шаг за шагом приближалась к двери сновидений, к городу со стенами из костей. То, что жило там, просачивалось ей навстречу.

— Я хочу исповедаться, — заявил сэр Мартин, сверкая юным безумным взглядом от консоли внутреннего контроля.

— Знаю, — отец Прево улыбнулся.

Он хотел бы исповедаться каждый день, этот молодой рыцарь, которому лучше было бы стать монахом. Отец Прево собирался это ему предложить, но тут случился Канаан, а теперь за ними гналась Сигью, и экипажу «Святой надежды» не стоило строить далеко идущие планы. Прево слегка сожалел об этом. Мартин со временем мог бы стать неплохим доминиканцем. Он чувствовал притяжение к Ордену: пятнадцать лет назад родители Мартина попали на костёр за колдовство, и инквизитор-доминиканец спас мальчишку от такой же судьбы. Мартин вырос яростным воином Церкви. Может быть, даже излишне яростным…