Владислав Кетат - Стать бессмертным

— Володя, этого нельзя делать, мы сейчас всё запорем!

— Приготовиться к пуску изделия в породу, — вместо ответа скомандовал тот.

Произошедшее после Евгений Иванович вспоминать не любил; он всегда насильственно уводил свои мысли в сторону, когда из глубины его долгой, набитой всяким хламом, памяти пробивались фантомы того страшного дня. Его персональной вины в случившемся, разумеется, не было, но он ощущал невероятную тяжесть, даже физическую боль, вспоминая те три с небольшим часа, в течение которых ситуация из нормальной превратилась сначала в тяжёлую, затем в опасную, а потом и в катастрофическую. Ему было больно тревожить этот кусочек памяти не только потому, что четвёртого марта тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рухнул его новый, только что сложившийся мир, но ещё из-за того, что он мог, хотя и чисто теоретически, предотвратить катастрофу, но ничего не сделал. Да, он был не в той должности, и его наверняка бы не послушали, а просто выгнали бы взашей, но он даже не попытался. Он просто сидел и смотрел, как всё вокруг с неотвратимостью пущенного под откос поезда движется в никуда…

Как выяснила созданная сразу после инцидента правительственная комиссия, причиной аварии послужил пожар в грунтоплавильном модуле, который не удалось погасить штатной системой пожаротушения. Огонь быстро распространился по внутреннему объёму агрегата и в считанные секунды достиг реакторного отсека. В результате произошёл так называемый «камуфлетный» подземный ядерный взрыв, то есть взрыв, при котором не происходит раскрытие грунтового купола и отсутствует прямой выход продуктов взрыва в атмосферу. Мощность взрыва была относительно небольшой, приблизительно две с половиной килотонны, но последствия оказались значительные. Основной удар на себя приняли служебные тоннели подземной части НИИгеомаша, некоторые из которых обрушились сами, а значительную часть оставшихся пришлось подрывать, чтобы предотвратить распространение радиации.

Наверху больше всего пострадал город Истра — несколько жилых домов на северной окраине были повреждены настолько, что их потом пришлось снести, у многих других по стенам пошли трещины и повылетали стёкла. Тряхнуло и белокаменную и область, но, слава богу, везде обошлось без жертв.

Каким-то чудом аварию удалось скрыть от населения, и слово «радиация» как и она сама, к великому счастью, так и осталось под землёй. На другой день, пятого марта, в газетах появилось сообщение, что подземные толчки, которые заставили поволноваться готовившихся к выходным москвичей, были отголосками произошедшего накануне страшного Карпатского землетрясения. И ни слова больше.

Подойти близко к пещерам, а уж, тем более, попасть внутрь теперь нет никакой возможности. Через несколько дней после того, как обвалился свод (случилось это во время нашего с Мясоедовым путешествия, но обнаружено было днём позже, примерно, когда мы с Леной гуляли по лесу), вход в пещеру завалили бетонными блоками.

Город конечно же был потрясён. Город был разбужен. Неделю, а то и две, только и разговоров было, что про обвал, хотя, ничего страшного, собственно, не случилось. Никто не был заживо погребён под обломками, не погиб и не пропал без вести. Сначала, конечно, пошумели — два дня искали какую-то девицу, которая без предупреждения укатила к подруге в Москву, да ещё одна женщина хватилась своего алкаша, но тот через день также счастливо объявился. Но прежде, то есть сразу после обвала, по городу поползли нехорошие слухи, что свод рухнул не сам по себе, а ему кто-то помог, то есть, проще говоря, взорвал. Мне об этом по большому секрету доложила Стелла Иосифовна, которая, в свою очередь, услышала это от своей приятельницы, имеющей сына пожарника. Я, разумеется, в свойственной мне манере слухам не поверил, но насторожился. Обсудить новость было не с кем — Мясоедов был в отъезде — поэтому я в тот же день на свой страх и риск догулял до входа в пещеры и наблюдал там зевак и серую «Шевроле-Ниву» с рыжей полосой и знаком, отдалённо напоминающим эмблему НАТО, на боку, а также несколько плотных мужчин с сумрачными лицами и надписями «ФСБ» на широких спинах.

Честно скажу — я испугался. Наличие эмчээсов и фээсбэшников в районе пещер могло означать, первое: пещеры взорвали, и второе: мы с Мясоедовым железно попадаем под подозрение.

Когда Мясоедов вернулся, и я ему всё выложил, но тот явил собой образец стойкости и спокойствия.