Владислав Кетат - Стать бессмертным

Наконец, лопата скребёт обо что-то твёрдое. Это может быть камень — тут их полно — а может, железяка какая-нибудь, я уже раскопал и передал Мясоедову на опознание две или три таких. Стараюсь окопать препятствие, но оно оказывается настолько широким, что мне никак не удаётся найти его границы. Проходит ещё минут двадцать, прежде чем из-под земли открывается кусочек кирпичной кладки. Расчищаю пространство вокруг показавшихся кирпичей и обнаруживаю что-то серое и очень твёрдое.

— Бетон, — говорит Мясоедов, протягивая мне полный стакан. — Нашли.

— Нашли, — повторяю я, и опрокидываю стакан в себя. Холодная водка кажется безвкусной, совсем как вода. Странное дело — я ничего не чувствую, ни радости находки, ни усталости, один голод. А Мясоедов тут как тут. В левой руке два дымящихся шампура и ещё один полный стакан.

— Отсутствие одной конечности развивает способности оставшейся, — объясняет он.

Жую шашлык и запиваю его водкой.

Ещё через час мне всё-таки удаётся расколоть и выковырять верхние кирпичи. Они оказываются менее прочными, чем раствор, их соединяющий, образующий нечто вроде решётки, разломать которую, никак не получается. Мясоедов опять причитает о ломах, даже предлагает сбегать за одним в город, но я его останавливаю.

Верное решение приходит не сразу.

— У меня были в комплекте бетонобойные боеприпасы, — сообщает Мясоедов между прыжками, — но мне и в голову не могло прийти, что я сам буду работать в их качестве…

Он так прыгает довольно долго, пока, наконец, кирпичи, которые снизу, а вместе с ними и куски раствора, один за другим начинают падать вниз. Из времени их падения, можно заключить, что высота (или глубина) подземного помещения под нашими ногами небольшая — метра два, два с половиной.

В образовавшуюся дыру ничего толком рассмотреть невозможно. Мясоедовский фонарик освещает небольшой кусочек серого пола, на котором, кажется, нет ничего, кроме осколков выбитых мною кирпичей.

— И видит око, да зуб неймёт. — Мясоедов пытается просунуть в отверстие ноги. Правая входит и левая тоже, но дальше никак. — Дырка, чёрт, маленькая. Сюда бы пацана…

— Шире никак. Бетон очень прочный, даже не крошится, — говорю я. — Должно быть, высокий номер. Четыреста, а, может и все шестьсот. Но это уж точно творение рук человеческих…

— Спасибо, молодые люди, мне вполне будет достаточно, — говорит голос сверху, который лично меня путает до смерти.

Над нами, на краю воронки возвышается, как сидячий памятник, Рыжов, а из-за его головы выглядывает грустное личико Марго.

— Я уверен, что пролезу туда, как в прошлый раз. Я просто обязан это сделать после того, как Марго дотащила меня досюда. Вы поможете? — Он протягивает вперёд обе руки.

По очереди — сначала Мясоедов, потом я — мы выбираемся из ямы. Только теперь до меня доходит, каким именно образом Марго «дотащила» Рыжова до воронки — он сидит, вернее, сидел на санках, обычных детских, с высокой алюминиевой спинкой. «Да, есть ещё женщины в русских селеньях!» — с завистью думаю я про себя.

На счёт «три» мы с Мясоедовым подхватываем Рыжова с обеих сторон под локти и тащим к воронке. Он повисает на нас и сучит ногами по замёрзшей грязи. Мы чуть поднимаем его, чтобы удобнее было нести (он очень лёгкий, килограмм сорок, не больше), и аккуратно спускаемся к неровному чёрному отверстию.

«Что же мы делаем? — проносится у меня в голове. Куда мы его тащим? Он же умрёт там…» Но я продолжаю, как заколдованный двигаться вниз. Шаг за шагом. Сантиметр за сантиметром. Пытаюсь увидеть лицо Мясоедова, но тот смотрит себе под ноги.

— Если случится так, как я рассчитываю, то я смогу выбраться оттуда самостоятельно, — вдруг, задыхаясь, начинает говорить Рыжов, — если же нет, — он обнажает фиолетовые у дёсен зубы, — считайте, что вы похоронили меня на месте боёв. Знаете, так раньше было принято… Константин Симонов и прочие… Не волнуйтесь. Юридически я всё оформил, у Марго все документы. Не сочтите за труд, господа искатели приключений, такова воля покойного.

— Это убьёт вас, — спокойно говорит Мясоедов, но на его каменном лице я замечаю слёзы.

— Я и так умираю, спросите Марго. Она — медработник, — пыхтит в ответ Рыжов. — Опустите меня вниз, прошу вас, у меня, вот, даже верёвка есть…

Красная синтетическая верёвка, которую он принёс с собой, особого доверия у меня не вызывает — слишком уж тонка — но другой у нас всё равно нет. Обматываю ею Рыжова вокруг пояса, а в голове всё тоже: «Господи, что же я делаю!»