Виктор Колупаев: Звезды

Когда любовь стала считаться преступлением, когда дети стали рождаться не от великой любви между людьми, а потому, что так потребовала машина нашего общества, так требовал генетический подбор… Звезды стали гаснуть. Звезды исчезли. И осталась только одна наша планета в безбрежном море пространства и времени, одинокая и потому несчастная и обманутая. Наша цивилизация замкнулась в себе. Мы стоим на пороге вырождения. Это известно немногим, но это так. Никакие ухищрения не могут остановить большую смертность среди наших детей, хотя машина и заботится о благополучном, с ее точки зрения, сочетании генов. Наша наука и наша культура за последние сотни лет не продвинулись вперед ни на шаг. Мы еще живем, но по инерции, за счет того, что оставили нам предыдущие поколения.

И не случайно Высший Совет вот уже двести лет посылает корабли в преисподнюю, как теперь называют то, что когда-то было звездным небом. Нам нужны другие звезды и планеты.

Но мы никогда не увидим звезд, потому что в наших сердцах холод. Этот холод и страх не позволяют нам видеть звезды.

Я видел их. Для этого даже не нужно улетать в космос, нужно только поднять голову. Но сердце при этом должно быть полно любви к людям. И к детям, и к старикам, и к женщинам. Только любовь может повести нас к звездам! Для холодного сердца небо будет всегда черным.

Вы знаете, что некоторые корабли не возвращаются. Они не гибнут, нет. Они уходят к звездам, потому что их экипажи умеют любить. И, быть может, на некоторых звездах уже появились другие цивилизации, начало которым дали люди с нашей планеты. Когда-нибудь они вернутся назад. Только стыдно нам будет ждать их возвращения. Как прекрасно было бы пробиться к ним, потому что они могут и не захотеть вернуться сюда…

— Поднимите головы вверх! — воскликнул Торн. — Может быть, вы увидите звезды!

Тысячи людей устремили свои взоры в черноту неба. Но для многих оно так и осталось черным, несмотря на прозрачный пластик огромного купола.

— Торн, — тихо сказала Миррей. — Я вижу звезды. Это такие сверкающие алмазы?

— Да, Миррей, они похожи на алмазы, — ответил Торн и тоже посмотрел вверх. Он уже давно знал их и даже дал им названия. Самое красивое созвездие он назвал Миррей, что в переводе с древнего языка и означало — любовь. Только этого уже почти никто не знал.

— Он врет! — крикнула Ульма со своего места. — Он врет и должен умереть! Дайте мне знак, я хорошо научилась стрелять. Он никогда больше не увидит свои выдуманные звезды!

— Торна — к звездам! — кричали из ложи космолетчиков.

И снова зал забушевал. И снова большинство опустило большой палец вниз.

— Стойте! — крикнул Оверкранц. — Ульма, жена Торна, высказала свое мнение. Я, Оверкранц, муж Миррей, тоже воспользуюсь своим правом слова. Все, что рассказал Торн, — правда! Звезды действительно существуют! Мы не сможем долго прожить без них. Пусть Торн и Миррей улетят к ним. Только пусть они когда-нибудь возвратятся.

— Ты, шеф Охотников! — крикнула Ульма. — И ты прощаешь их?! Что же будет с другими?

— Я не прощаю их. Они просто ни в чем не виноваты!

— Шеф, — прошипел сзади Пикс. — Я давно уже присматриваюсь к вам…

— Поздно, Пикс, поздно!

— Никогда не поздно, шеф…

Зал выслушал Оверкранца, и снова большинство опустило большие пальцы вниз.

— Я воспользуюсь последней возможностью, — сказал Оверкранц.

— Оверкранц! — крикнула Ульма. — Почему вы защищаете ее, которая вас опозорила? И почему вы утверждаете, что звезды существуют?

— Потому что я вижу их. Я каждый вечер смотрю на них. Ведь я люблю свою жену. Я люблю Миррей. Я всегда любил ее. Но только я всегда боялся это сказать. Я бы никогда не осмелился ей это сказать. Я всегда боялся… этой Арены… И оказался недостойным этой любви… Они должны улететь к звездам!

— Шеф!.. — зловеще прошипел Пикс.

— Поздно, Пикс…

Оверкранц выстрелил себе в сердце.

И снова находящиеся в зале выбросили вперед руки. И, кажется, большинство из них — большим пальцем вверх…

Торн бросился к Оверкранцу.

А сверху — сквозь прозрачный купол — светили мириады миров, похожих на сверкающие алмазы. Сверху светили звезды…