Ник Ришелье - Дневники Пирамиды

— Ладно, достаточно, — строго сказал археолог, — положи остатки обратно.

Я ссыпал кусочки свитка, окончательно развалившегося в моей руке на части, обратно в тряпичный свёрток. Здесь с ними почему-то не происходило никакого разрушения, наоборот, мне показалось, что с прикосновением к бинтоподобной ткани, должно быть, такой же древней, как и сам свиток, папирус стал прочнее, а помятости на нём изгладились.

— Иван, — серьёзно сказал Юрий Данилович, и у меня внутри всё похолодело, — у тебя есть кое-какие способности к… ммм…, — тут он замялся, должно быть, взвешивая, какую часть правды стоит раскрывать сразу, — одним словом, есть способности к усвоению древних знаний. И я бы хотел тебя пригласить в школу Пирамиды.

— А что это? — спросил я нехотя. Свою школу мне покидать совершенно не хотелось.

Однажды мне предлагали сменить мою школу на школу бокса, но ни я, ни мои родители этого не хотели, и с карьерой великого боксёра я расстался навсегда, впрочем, без сожаления.

— Не волнуйся, — сказал Юрий Данилович, отвечая скорее моим мыслям, чем на вопрос, — это всего лишь небольшой факультатив. Раз в месяц ты можешь приходить на занятие после школьных уроков. Тебе будут давать маленькие порции совершенно иных, новых знаний, никак не связанных со школьной программой. Ты занимался в каком-нибудь кружке в детстве?

Я, конечно, занимался. Пару дней ходил во Дворец пионеров на занятия резки по дереву. Затем пару недель ходил туда же, но в радиокружок. Мне он, пожалуй, нравился, но потом всё как-то не срослось. Ещё два-три дня я ходил в авиакружок, но утомительное елозанье шкуркой по деталькам будущего крыла самолёта надоело мне очень быстро, поэтому и авиаконструктор из меня не вышел тоже. Я бы, наверное, соврал и умолчал о своих неудачных попытках обрести хобби на всю жизнь, но хитрый Юрий Данилович нарочно косвенно назвал меня взрослым, тем самым возвысив меня в моих собственных глазах, и я на радостях сознался.

— Да, — сказал я, — занимался, но мне не понравилось.

— Понимаю, — кивнул он, чем опять меня сильно озадачил, — но здесь другое. Думаю, тебе понравится. И потом, тебя же никто не заставляет. Приходи, послушай, посмотри. А потом решай сам: интересно тебе древнее знание или нет. И ещё…

Он покопался в карманах и вытащил маленький необычный крестик. Необычным он был по двум причинам: во-первых, вместо верхней палочки креста на нём было вытянутое ушко для продевания верёвки, а во-вторых, он был не металлический, а из камня, из такого же точно чёрного мрамора, из какого была сделана фигурка Нефертити, стоявшая перед нами на столе между чашек с остывшим чаем. Не представляю, как можно сделать такую штуку медным резцом.

— Возьми, — Юрий Данилович протянул мне крестик, — это тебе.

— Спасибо, — тихо сказал я и положил крестик на ладонь.

Камешек вовсе не был холодным, как я ожидал, напротив, он словно источал какое-то едва уловимое тепло. Я сжал его в кулаке, подержал с минуту, словно приручая, и затем опустил в кармашек на груди. А Юрий Данилович тем временем сворачивал и убирал таинственные свёртки с артефактами. Первыми исчезли в бумажном пакете магические папирусы, за ними последовала статуэтка божественной Нефертити.

— Кстати, — вдруг спросил он, — не заметил ли ты что-либо необычное, когда поднимался сюда по лестнице?

Я, признаться, уже и забыл о тех страхах, что одолевали меня по дороге в дом Виктории Альбертовны, но вопрос археолога снова вызвал неприятный холодок в позвоночнике. Я пожал плечами, стараясь скрыть свой испуг, и ответил:

— Да так, ничего особенного.

— А всё-таки? — уточнила директриса.

— Ну, — я помялся, краснея, затем выпалил на одном дыхании, — мне показалось, что в подъезде кто-то был, и я даже поднялся этажом выше, чтобы проверить, но никого не обнаружил.

— По-нят-но, — тихо проговорил Юрий Данилович по слогам и многозначительно переглянулся со своей ученицей.

— Ладно, — произнёс он уже громко, вставая с дивана, — ты, Вань, не переживай, это всё погода. Плохая нынче погода. Бури магнитные, дожди химические.

Он потрепал меня по голове, и мне вдруг захотелось ему поверить. И впрямь, погода не сахар, вот и мерещится всякая чушь! Я просиял улыбкой и посмотрел на Викторию Альбертовну. Она сидела у столика и задумчиво допивала чай. Потом взглянула на меня и в ответ улыбнулась.

— Ваня, — сказала она, — заходи в среду во второй кабинет после уроков. Там будет первое занятие школы Пирамиды.