Сергей Беляков - Остров Пинель

Качка помогает мне провалиться в забытье…

…Я просыпаюсь от осторожных, нежных прикосновений.

Эжени прикладывает мне что-то холодное к шишке на затылке. Что именно – я не вижу, поскольку в каюте по-прежнему темно. Как приятно… Боль существенно уменьшилась. На фоне этой боли я уже и думать забыл о вчерашней ране, об опухшей физиономии, о странном лекарстве Каммингса…

Я пытаюсь дотронуться до шишки. «Ш-ш-ш,» – шепчет она, отводя мою руку своей. Я ощущаю тепло ее тела – она лежит рядом. Кроткие, ласковые касания ее руки… Пальчики проходят вниз вдоль спины, длинно-длинно тянутся по бедрам… Я протягиваю руку в темноту и натыкаюсь на нечто восхитительно упругое – похоже, она обнажена, так же, как и я. Тихий смех, и она вновь отводит мою руку. Продолжая гладить меня, она тем не менее остается вне досягаемости. Необычность игры заводит.

Но что-то не так… Не могу объяснить, но…

Страх змеей скользит от распухшего затылка вниз по спине.

Я резко отодвигаюсь и истерично хлопаю ладонью по стене, пытаясь включить свет. Наконец, рука натыкается на выключатель. Вспыхивает свет, и…

Мне хочется назад, в сон.

Это не моя каюта.

И, что вовсе дико, это – не Эжени…

Паника ледяной коркой охватывает мозг.

Я вскакиваю – женщина быстро говорит о чем-то, но мне не до нее – я подхватываю одежду с полу – слепо тыкаюсь ногами в кроссовки – выскакиваю в коридор…

Все плывет и кружится. Прислонившись к стене коридора, я напяливаю джинсы. Футболка оказалась не моей, женской, но возвращаться назад мне совсем не хочется. Чугунное ядро вместо головы упрямо отказывается соображать, поэтому я бреду прочь от каюты по коридору, упрямо напяливая чужую футболку. Рука по-прежнему покрыта волдырями, и в тесном рукаве они тут же лопаются, окрашивая белую ткань желто-красными пятнами. Запястье руки светится бледной полоской кожи – часы сняты, не имею ни малейшего представления о времени…

Качка невелика, но ощущается значительно сильнее, чем на «Приключении». Значит, это другой корабль, и существенно меньше размером. Коридор постепенно искривляется – я приближаюсь к афту, корме. Где-то здесь должны быть лифты, или лестница, должна быть схема палуб, а на ней точка «Вы находитесь здесь»…

Вот, так и есть. Схема. Я – на шестой палубе. Надо найти кого-то из команды, поговорить с капитаном, или с офицером безопасности, наконец…

Червь сомнения и нерешительности не дает мне сразу же броситься вниз, на третью палубу, где, согласно схеме, находится Центр Обслуживания.

Как я попал на чужой корабль?

Сколько времени я провел без сознания?

Почему меня не хватились?

Тревога за Эжени неожиданно пронзает меня. Я не прощу себе, если она попадет в передрягу из-за меня. Нужно срочно узнать, что с ней…

Ватные ноги с трудом удерживают непослушное тело. Кажется, что коридор тянется в вечность; наконец я заворачиваю за угол… и налетаю на высокого черного матроса в бело-голубой форме.

«Могу ли я чем-нибудь помочь, сэр?» – он, улыбаясь, смотрит на меня.

«Д-д-да-да, конечно… Мне срочно нужно видеть кого-нибудь из службы безопасности, или как это у вас тут называется…»

Матрос продолжает глядеть на меня, словно не понимая. Он не стоит на месте, вихляя телом из стороны в сторону, как марионетка на невидимых ниточках. Я присматриваюсь к нему и обнаруживаю, что он одет в униформу, сделанную из папиросной бумаги. На шее, запястьях и голенях бумага неровно обрезана ножницами…

Передо мной стоит кукла.

Глянцевая псевдо-кожа – подобие целлулоида – мертвенно отражает свет ламп. Глазницы бездумно пялятся на меня черными провалами. Кукла дергается все сильнее… Рот ее раскрывается до неимоверных размеров; одновременно с этим правая нога втягивается в туловище – кукла-матрос продолжает прыгать на левой, все еще силясь улыбаться мне…

Правая нога показывается из пасти, ощерившейся многорядьем острых зубов. Все так же дергаясь, матрос падает на спину и обоими руками начинает с силой тянуть себя за ногу, торчащую изо рта…

Он выворачивал себя наизнанку через рот.

Я ошарашенно гляжу на происходящее.

Пару мгновений спустя все закончено. Матрос весело щелкает зубами, встряхивается, и протягивает мне крестовину с пучком веревок, ведущих к его рукам, ногам и голове…

По коридору с визгом и гоготанием бегут толпы карнавально разнаряженных карликов, стреляя из хлопушек.

«Тише вы, черти!» – Я дергаю за веревки: матрос послушно отлавливает карликов, связывает их за ноги, надувает через коктейльную соломинку и запускает под потолок, как воздушные шары. Потолок вырастает с той же скоростью, с какой карлики стремятся удариться о него, чтобы лопнуть и упасть обратно на пол. Надутые карлики жалобно плачут и зовут меня в полет – наступает зима, и крупные бумажные снежинки укрывают плечи матроса, который как-то незаметно перевязал веревки к моим рукам и ногам и теперь сам дергает крестовину, заставляя меня делать непотребные жесты в ответ на предложения карликов податься с ними в теплые края…