Девушка закивала головой.
— А я твоему честному слову поверю, но тебя запомню. Поэтому давай, становись взрослой. И отвечай за себя. Договорились?
Аня снова закивала головой.
— Мария Никитична, вы не против?
— Да, спасибо вам, товарищ следователь. Я такого милиционера еще не видела, — всхлипнув, сказала диспетчерша и, всплеснув руками, выбежала из комнаты.
— Вот мой телефон, — Комлев подал девочке листок. — Если что, позвони. Помогу. Посоветую.
Девчушка вскинула глаза.
— А пока никто ничего не узнает. Я же обещал.
Он вывел девушку на улицу и чуть подождал, пока стройная фигурка скрылась за углом проулка.
Подъехал Дубняш.
— Ну что? Все подтвердилось? Ставим на раскрытие? — он выпрыгнул из машины.
— Нет… Я принял решение прекратить дело.
— И в комиссию не направишь?
— Нет, не направлю.
— Интересно! Это почему же?
— Есть обстоятельства.
Рядом заскрежетал трамвай, и из него выскочила знакомая уже вагоновожатая:
— Меня ждете?
— Конечно, ждем. Пошли! — Комлев пригласил всех в диспетчерскую.
— А где же шалошовка эта? — спросила Катерина с порога.
— Отпустили… Следователь, кажись, перестарался, — въедливо протянул Дубняш.
— А кто же мне теперь возместит ущерб? — взвилась вагоновожатая.
— Грошовая у тебя душа, Катерина! — из-за диспетчерского столика поднялась Мария Никитична и стала выкладывать деньги из своего раскрытого кошелька. — На вот!
Комлев тоже полез в карман:
— Вот еще.
— Тоже мне, Ротшильды! Лично мне зарплата таких жестов не позволяет, — зло сказал Дубняш и, хлопнув дверью, вышел.
— Вы что меня за дуру принимаете… — произнесла Катерина. — Мне денег ваших не надо. Мои пусть вернут!
— Ну, вот мы вам и возмещаем. Тут, даже побольше будет, — произнес Комлев.
— Дело ваше, — Катерина сгребла деньги. — Но сумка-то казенная.
Комлев молча протянул ей еще две купюры.
Когда вернулись в машину, Дубняш сказал;
— Что ты тут выпендриваешься. Раскрываемость-то ниже будет.
— А мы что, на одних малолетках статистику делаем? А рецидивисты у нас в стороне? Задницу трудно оторвать? Тех хватаем, кто в руки сам лезет!..
— Неизвестно еще, кто выкладывается, а кто больше посиживает в кресле. Может, это тебе зарплата позволяет жуликов покрывать. А это, между прочит, называется — соучастие…
— Ну, давай, стучи! Иди прямиком к начальству. Может, и премию получишь еще за одно раскрытие.
— Это я еще посмотрю, может и пойду…
У себя в кабинете Комлев бросил портфель и, не снимая плащ, сел за стол:
«Черт-те что! Вот и с опером поцапался. Да что же это за милиция?! Каждый только о своей шкуре, о своей выгоде думает. А люди при этом как бы ни в счет. Ерунда какая-то… Сплошной беспросвет».
Чтобы заглушить подступившую к горлу тошнотворность, механически набрал знакомый номер. Кому еще мог позвонить он в таком состоянии?
— Здравствуйте, Людмила Ивановна!
— Ты совсем запропал куда-то, Афоня! Что там у тебя?
От первых же ее слов стало легче и теплее на душе.
— Совершено преступление.
— Кем?
— Мною.
— Какое преступление?
— Любовь.
Наступила продолжительная тишина.
— Я пришел к выводу, что любовь — тоже преступление.
— Почему же? — послышался голос.
— А разве это не посягательство на свободу другого человека? Вымогательство любви, чем-то похожее на рэкет.
— Ты меня шантажируешь, так я должна понимать?
— Именно, шантажирую! Я согласен нести наказание. Хотите взять меня с поличным?
— Конечно же, Афонюшка. Но я не знаю, как это сделать. Опыта маловато.
— Все это очень просто. Я вам дам телефончик отдела по борьбе с организоанной преступностью. Уж они-то вмиг накроют. Только скажите, где и во сколько встречаемся?
— Афанасий, — засмеялась Людмила Ивановна. — Я подумала и решила, что сама в одиночку с этим не справлюсь. Вот устрою засаду… завтра. Да, да, завтра. У меня сегодня заседание. Итак, у памятника солдату. В шесть вечера… — Действуйте! — Комлев опустил трубку.
Раскрыл сейф, выложил на стол пачку все еще разобранных дел.
— Это приостановлено — преступник в розыске, — вкладывал в разные стопки. — Это прекращено… Фу ты, дьявол! — оторопел. — Опять просроченное! Срок истек шесть дней назад! Надо было все дела сразу же перелопатить. Вот дурак!.. Что теперь делать? И дело-то фиговое — нарушение административного надзора.
Стал вчитываться в пожелтевшие бумаги:
— «…освободившись из мест лишения свободы, Яньшев на путь исправления не стал…», «…установить Яньшеву административный надзор…», «…ввести ограничения: запретить выход из квартиры с девятнадцати часов до шести часов следующего дня…»… Та-ак… Рапорты участкового Тормошилова. «…в двадцать пятнадцать отсутствовал дома», «…в двадцать два часа дома не было». Это через неделю, «…в двадцать тридцать дома не был…» Это месяц спустя. Три нарушения. Состав преступления налицо. Посмотри-ка, а что объясняет Яньшев. «…в двадцать пятнадцать не был, потому что ездил на рыбалку…», «…в двадцать два часа ходил в кино…» С каким вызовом написано! «…в двадцать тридцать гулял…» Вот чудик трехнутый! Сам подставляет себя. Сказал бы больному родственничку еду возил или еще что выдумал. Явно брешет. Ну, разберемся. Копнем. Только вот, что делать? Срок-то упущен…
Читать дальше