— Потому мы именно к вам обратились, и я после ваших слов лишний раз убедился в том, что результаты, полученные доктором Гамовым и подтвержденные вами, имеют отношение к его гибели. Если отбросить все фантастические версии…
— О господи!
— А что? Правильная цитата, хотя еще неделю назад я считал ее глупой.
— Я не могу вам сказать…
— А! Значит, есть что говорить, верно? Я был уверен: в конце концов, мы с вами придем к разумному решению.
— Вы не понимаете!
— Конечно. Я чайник. Объясните. Единственное, что меня интересует: что случилось с доктором Гамовым. Вы это знаете.
— Нет, — устало произнес Бернс. — Как я могу это знать, меня там не было. Могу предполагать.
— То есть вы признаете, что у вас, по меньшей мере, есть версия, которую вы не отразили в экспертном заключении.
— В поставленной передо мной задаче не говорилось ничего о том, что я должен еще и версии придумывать.
— Ничего не стоит изменить вопрос, поставленный перед экспертом, и вернуть вам на…
— Послушайте, Сильверберг…
— Детектив Сильверберг.
— Детектив… Чего вы от меня хотите?
— Объясните чайнику, что и почему, по вашему мнению, произошло с доктором Гамовым.
— Криминального — ничего. Доктора Гамова не убили, если вы об этом. И самоубийством он, конечно же, не покончил.
— Он физически не мог…
— Я о том и говорю.
— О'кей. Рассказывайте. Дело пойдет в архив, когда кончится срок расследования, на научный приоритет мы не претендуем, оставьте его себе… Вы собираетесь написать статью, опубликовать?
— Нет.
— Тем более. В чем проблема, доктор?
Детектив терпеливо молчал минут десять, в течение которых Бернс смотрел в окно на проплывавшие в небе облака.
— Проблема в том, — сказал наконец Бернс, не выдержав молчания и желая только одного: скорее покинуть кабинет, — проблема в том, что Габи… миссис Джефферсон может узнать, что убила доктора Гамова. И как ей потом жить с этой мыслью?
Детектив Сильверберг сложил на груди руки и приготовился слушать.
* * *
«Я испугался, детектив. Я и сейчас боюсь, и к этому примешивается чисто человеческая жалость к женщине, которая ни сном, ни духом… Но из-за которой всё произошло. Если это будет опубликовано, и она поймет… А она умная женщина, доктор Гамов ей много чего рассказывал, и она способна сложить два и два. Ей и без того тяжело…
Да, я возвращаюсь к сути. Почему именно в последние три тысячи лет мир устремился к хаосу? Почему еще во времена библейских пророков некоторые люди могли предсказывать события, которые произойдут много лет спустя, и почему в наши дни в прогнозах даже на будущий год ошибаются все: от футурологов до штатных предсказателей? Да потому, что во Вселенной появился разумный наблюдатель, обладающий сознанием и имеющий возможность свободного выбора. В отличие от камня, дерева, звезды или галактики. Наблюдатель не изменяет реальность, он не бог, знаете ли, но, получив свободу выбора, он создает новые, ранее не существовавшие варианты реальности. Создает в огромном количестве — каждым своим выбором, даже самым, казалось бы, тривиальным: перейти улицу на красный свет или дождаться зеленого.
Это вы понимаете? Да? Тогда продолжу, и слушайте внимательно. Итак, число вариантов бытия растет, но ведь события осуществляются с разной вероятностью, верно? Вероятность того, что солнце взойдет завтра в семь часов шестнадцать минут, практически равна единице. А вероятность, что вам на голову свалится метеорит, близка к нулю, хотя никаким законам природы это не противоречит. Между нулем и единицей располагается все огромное множество возможных событий, которые могут произойти с мирозданием и с вами лично. И естественно, эти вероятности распределяются по какому-то закону — скорее всего, по закону нормального распределения Гаусса. В отсутствие разумного наблюдателя со свободой воли это распределение в точности гауссово. Таким оно было много миллиардов лет, а потом… Потом появился человек. Изменять материальную природу силой мысли человек не может — телекинеза, уверяю вас, не существует, потому что это явление противоречит закону сохранения энергии. Как и вечный двигатель. Но сознание разумного наблюдателя способно менять вероятности событий. Влиять на функцию распределения. Когда появились первые пророки, распределение вероятностей перестало быть классической гауссианой — прежде невозможные события стали просто маловероятными, маловероятные оказались более вероятными, понимаете?
Читать дальше