Михаил Федоров - Искатель, 2014 № 06

Скажем, можно начать так. «Из второго начала термодинамики известно, что энтропия замкнутой системы может только возрастать…» Не поймут, хотя эту фразу можно прочитать в любом учебнике физики. Надо иначе.

Пальцы Бернса отстукивали текст, а мысленно он тем временем раскручивал спираль рассуждений, оттолкнувшись от вступительной части, написанной Николасом еще в прошлом году. Энтропия… Для полицейских надо написать: мера порядка в физической системе, такая терминология им более понятна. Если систему предоставить самой себе, порядок в ней может только уменьшаться, а беспорядок возрастать. Полиции это известно: если на улицах не убирать мусор, то через неделю по городу невозможно будет ни проехать, ни пройти.

Хороший пример. Только Николаса интересовала энтропия не города, не страны и даже не континента. Он занимался энтропией Вселенной. Стрелой времени. Пытался, как многие до него, ответить на вопрос: почему все физические процессы теоретически не зависят от направления времени, а в реальности мы все движемся из прошлого в будущее, и никак иначе?

Года еще полтора назад Гамов подсел к Бернсу в кафетерии и задал странный вопрос: «Как по-вашему, Джонатан, почему в древности было так много пророков, а сейчас будущее предсказывают одни шарлатаны?» Дожевав сэндвич (не отвечать же с набитым ртом, да и вопрос надо было обдумать: просто так Гамов обычно ничего не спрашивал), Бернс ответил, как ему показалось, четко и обоснованно: «С чего вы взяли, Николас, что пророки древности предсказывали верно? Не помню, сколько их было в Библии, но разве что-нибудь, ими предсказанное, сбылось?» Гамов усмехнулся и произнес фразу, которую Бернс счел «шуткой юмора». «Конечно, сбылось, ведь дороги в те времена были гораздо уже нынешних, по ним проще было ездить».

Дороги? Вернувшись к себе, Бернс какое-то время обдумывал сказанное, потом, естественно, отвлекся и забыл. Сейчас, читая заметки, записки, обрывочные расчеты, не доведенные до ума уравнения и прочие продукты мыслительной деятельности Гамова, Бернс вспомнил давно забытый разговор в кафетерии. Николас не выразился яснее, хотя и мог, он не сказал в тот день больше ни слова о работе, которой посвятил весь последний год. Но намек был вполне основательный, и, не будь голова Бернса забита совсем другой проблемой, он мог, да что там «мог» — обязан был уже тогда сопоставить все, что сказал Николас, с его прежними работами по стреле времени и энтропии Вселенной.

Как объяснить полицейским экспертам? И нужно ли?

— Вы знали его жену? Знали, почему они развелись?

— М-м-м… очень мало. Когда я получил ставку на факультете и переехал в Колледж-Парк, они уже не жили вместе, Ник снимал квартиру на Сэнд-роуд, вскоре переехал на Прейнкерт-драйв, а Розалин уехала в Европу… Миссис Джефферсон…

— Габи.

— Габи, если вам трудно говорить о Нике…

— Я хочу о нем говорить! Иначе сойду с ума. Простите, Джонатан, я сейчас…

— Мне тоже его недостает. Наших споров. Его четкой мысли. Как все это нелепо!

— Не могу поверить! Не могу! Так не должно быть в жизни, Джонатан! И эти намеки… Будто Ник… будто он сам…

— Ну что вы! Он физически не мог, следователь сказал это совершенно определенно.

— Конечно, нет! То есть да. Ник не собирался, но как иначе…

— Несчастный случай.

— Случай, говорите? Я вам скажу. Когда мы познакомились… то есть вскоре… у меня обнаружили болезнь Гоше. В фазе очень быстрого развития. Сейчас я здорова. А Ника нет. И вы хотите сказать, что это случайно?

Пятого сентября 1906 года великий физик Людвиг Больцман повесился на оконном шнуре в итальянском городе Дуино. Причиной самоубийства стала депрессия, которую в те годы не могли лечить, а причиной депрессии коллеги Больцмана и его близкие долгое время считали весьма прохладное, если не сказать больше, отношение научного мира к теории, которой Больцман посвятил жизнь — статистической физике. Впрочем, чтобы снять с себя часть предполагаемой вины, физики поговаривали, что Больцман не выдержал моральных мучений из-за его же собственного вывода, что Вселенную в конце концов ждет тепловая смерть. Все в мире движется к распаду, к хаосу, это однозначно следует из второго начала термодинамики. Стремление к упорядочиванию противоречит законам природы. Мироздание умрет, растворится в полном и вечном беспорядке. Всё сущее ждет смерть. Хаос овладеет миром…

Картина эта стояла перед мысленным взором Больцмана, и нервы его не выдержали.