С берега хорошо был виден весь лагерь. Костя, голый по пояс, с шелушащимися плечами, сидит на обычном своем месте, на кресле-коряге, и перебирает струны гитары, — во рту сигарета, на песке у ноги — пивная бутылка. Марина в купальнике лежит животом на матрасе и решает сканворд в дешевой газетенке. И что она там в сумерках может разобрать?
Петя медленно подходил к лагерю. Под тяжестью статуэтки ноги глубоко вязли в песке. Вдобавок начала болеть голова. «Стресс, жара, да еще спирт… — подумал Петя с неудовольствием. — Не надо было его пить». Голова болела все сильнее. Он видел, как Костя выпрямился в «кресле» и уставился на него, как Марина обернулась в его сторону.
— Готово! — оповестил Петя громко, с наигранным весельем — в это время ему очень хотелось бросить свой груз и ладонями сдавить виски. — Принимайте хозяина острова — железного Робинзона!
Он увидел, что Костя отставил гитару и поднимается с места, что Марина села на матрасе и сжала голову руками, а затем и Костя схватился за голову и начал валиться всем телом вбок. Ноги еще шли, но в голове Пети стремительно вспухло нечто ослепительное и — взорвалось. Красный туман застил глаза и мгновенно почернел, и Петя почувствовал голыми коленями колючий песок, а потом что-то тяжелое бухнулось оземь перед ним, и мелькнул обрывок мысли: «Статуэтка… мимо бы… а не головой…», и щека, вслед за коленями, тоже впечаталась в теплый песок.
И настала тьма.
5
Костя пришел в себя… или проснулся? Ему было муторно и зябко. Болела голова — тяжелая, тупая. Мысли даже не пытались шевелиться, они висели где-то в мозгу кверху пузом, как дохлая рыба после знакомства с динамитом. Болела левая скула, словно от классического прямого справа. Воняло блевотиной и водорослями. Он был не в палатке — точно. Не открывая глаз, попытался сообразить, где же он? Море слабо плескалось и журчало совсем рядом. Он лежал на холодном, сыром песке, — и лежал, должно быть, долго, потому что продрог. «Похоже, ночь я скоротал на пляже… и ночка, похоже, была еще та… — наконец-то затрепыхались равнодушные, неповоротливые мысли. — Осталось пневмонию заработать, и будет полный набор всех радостей жизни».
Он приоткрыл один глаз. Серо вокруг — рассвет близко. Вон лодка, шагах в пяти. Значит, и верно — пляж. А под самым носом — вонючее пятно. Со стоном Костя отодвинул голову подальше от пятна.
Как он тут очутился? Почему не в палатке? Где Петя и Марина? Что произошло вчера? Костя приподнял голову и посмотрел в сторону лагеря: палатки на месте, костер не горит, никого не видно. Выходит, его не ищут, о нем не беспокоятся.
Перед глазами поплыло, его затошнило. Костя опустил голову на землю и снова закрыл глаза. «Не стоило мне вчера вечером смешивать пиво со спиртом», — с укором подумал он. Эту свою глупость он точно помнил.
Потом Костя вдруг поразился, что никто не прерывает его, не перебивает, не путает, не лезет с подсказками и советами, с ненужными воспоминаниями. А вчера вечером всего этого было в избытке. И тут память стала медленно пробуждаться, словно после глубокого обморока.
Все началось… Нет, все кончилось, а потом снова началось, когда он увидел, что Петя возвращается с пляжа и несет на плече свою отмытую от грязи находку. Над головой Пети висит большое предзакатное солнце, и статуэтка на его плече недобро отсвечивает багряно-желтым. Петя одолевает песчаный нанос у берега, делает еще несколько шагов, машет свободной рукой и орет что-то неразборчивое, но по тону — победное.
Костя в это время наигрывал на гитаре. Он отставил гитару и сказал с иронией: «Ну, конец света — сейчас будем знакомиться с шедевром».
Марина рядом на матрасе зашуршала «Сканвордами» и села. Петя приближался. Солнце светило Косте в глаза. Костя прищурился, потому что в глазах, должно быть от солнца, появилась резь, но резь почти сразу превратилась в боль, а боль стремительно охватила всю голову и стала нестерпимой.
Костя услышал, как рядом мучительно застонала Марина. Он никак не мог сообразить, что происходит, и, чтобы хоть что-нибудь сделать, поднялся с коряги, отчего боль просто взорвалась в голове. Он с силой стиснул виски, а затем — тьма…
Но здесь, на пляже, он очутился много позже — это он тоже вспомнил. Он упрямо заставлял себя вспомнить и остальные события — между беспамятством и пляжем. И мозг его старался или пытался восстановить их в памяти, но, прикоснувшись к пережитому, тотчас же отказывался это делать. Потому что дальше началось нечто похожее на сумасшествие…
Читать дальше