Анатолий Королев - Искатель. 2014. Выпуск №8

Тогда она решила пойти другим путем и начала искать сведения в семейной библиотеке, но и там ее ждали разочарование и неудача. В целом всю жизнь Флорентину окружали загадки и недомолвки, но до определенного момента — то ли в силу воспитания и характера, то ли от нежелания замечать очевидное — она подсознательно игнорировала это, ссылаясь на запреты maman и на все ее окружение. Но после той сцены у мистера Бальдра, что потрясла девушку до глубины души, она не могла относиться ко всему с прежним безразличием. Долгие часы теперь стояла она в картинной галерее, всматриваясь в великолепные портреты важных предков, с угрюмым превосходством взирающих на мир, бесконечное количество времени отдавала прочтению ветхих фолиантов, посвященных их семейному роду. Флорентине казалось, что она ознакомлена со всеми сложными перипетиями своей родословной больше, чем кто-либо другой.

Но существовало одно препятствие, которое обеспокоило девушку: все обрывалось на том моменте, когда maman вступила в брак с отцом. Ни строчки, описывающей дальнейшие события, более не отыскала она. Здесь обрывалась история, и единственным способом узнать правду было решение выспросить информацию у живых людей, еще заставших те времена. Слуги упорно молчали, и девушка была готова погрузиться в отчаяние, но внезапно вспомнила о старой няне, несомненно жившей в замке в давнее время. Но и здесь крылась проблема, так как увидеться наедине с ней не было совершенно никакой возможности. Так что теперь, вновь обретя связь с любимой старушкой, можно представить, какую безграничную радость и счастье она испытала, надеясь поговорить с ней по душам.

Время неумолимо бежало вперед. Прошло несколько дней, не ознаменованных ничем новым и не оставивших после себя особо ярких впечатлений в памяти девушки: только душевное тепло и мягкое спокойствие, в которых она нуждалась с болезненной необходимостью. Природа же, словно сжалившись над недугом Флорентины и пережитыми ею страданиями, внезапно преобразилась и засверкала по-летнему жаркими солнечными лучами. Ясная небесная лазурь мгновенно разогнала свинцовые тучи, грозившие с каждым днем извергнуть все большие потоки колючей ледяной воды на стылую землю, сизый туман постепенно развеялся, а в парке вновь проступили очертания причудливо подрезанных вечнозеленых кустарников — лишь нагие деревья, скорбно склонявшиеся над всеобщим великолепием, напоминали о пережитой непогоде.

Флорентина приветливо улыбнулась такому единодушию, точно совпадающему с ее мыслями и настроением. Но столь ослепительный свет не щадит никого, и сейчас, красочным жизнеутверждающим утром, бесстыдно и откровенно бросающий обжигающие лучи на все то, что хотело бы остаться незамеченным в тени, он играл золотистыми отблесками на сухих щеках старушки, не оставляя без внимания ни одной морщинки, ни одной неровности. В окружающем ее фигуру солнечном ореоле было нечто сюрреалистичное и вместе с тем возвышенно-торжественное.

В сознании девушки промелькнуло уже далекое и призрачное воспоминание о днях тяжелой болезни. Она лежала в полубредовом состоянии и переживала мучительные часы кризиса; ее бросало то в невыносимый жар, то в пронзительный холод. В тот момент мысли, как и речь, были настолько логически бессвязны, что она не могла поручиться за безусловную реальность происходящего, но, казалось, навеки запомнила страшный миг, когда внезапно повеяло безвестным холодом, не только сковывающим члены, но и затрудняющим само дыхание жизни замораживающим дуновением неизбежности. Ее тело до сих пор помнило оплетающую ледяную паутину: так паук заматывает в свои липкие сети нелепо барахтающуюся добычу. Было в этом нечто столь неестественное и насильственное человеческой природе, претившее философской концепции жизни, что у девушки при воспоминании об иррациональном холоде судорожно замирало сердце. Страшно было снова мысленно возвращаться в те жуткие минуты, но именно облик старой няни навлек на нее похожие ощущения. Глядя на nounou радостным утром, Флорентина уловила родственность внешнего образа старушки с дуновением смерти, но все перекрывало иное, не внушающее тревогу и страх: безбрежный покой и волны мудрости источали искрящиеся, блестящие старческие глаза. Они будто говорили, что здесь еще не конец, нечего и думать об этом, а стоит со смирением принять щедрый дар, открывающий бесконечные просторы сокровенного знания, не доступного никому из земных смертных.