Анатолий Королев - Искатель. 2014. Выпуск №8

— Ульяны Лопатиной, — еще тише прошептала Алевтина и перекрестилась. — Вот вам истинный крест.

— Я верю, что вы говорите правду, — подбодрил Вадим, — нс не надо шептать: никто из посторонних нас не слышит.

— Извините, товарищ следователь, — выпрямилась Алевтина и повысила голос: — Волнуюсь я — первый раз в прокуратуре.

— Понятно. Успокойтесь и продолжайте.

— Так вот, я утверждаю, что этот медальон принадлежит Ульяне.

— И вы готовы повторить это на суде?

— А как же?! Вы меня извините, товарищ следователь, но я никогда никому не врала, а говорила только чистую правду. Любой в нашем дворе может подтвердить.

— Это делает вам честь, Алевтина Игнатьевна. Расскажите подробнее о медальоне. Когда и при каких обстоятельствах вы его видели на Ульяне Наумовне? Может, она не носила его на шее, как это бывает обычно, а хранила в коробочке?

— Нет, носила на себе, как все люди. Ульяна с ним никогда не расставалась. Если бы вы знали, как она им дорожила! Это была самая дорогая для нее вещь — память о Харитоне, ее муже. У них была любовь, как у Жульетты и… — Алевтина запнулась и смутилась, — как его?..

— Как у Ромео и Джульетты, — подсказал Вадим.

— Вот-вот, Ромео и Джульетты, — благодарно улыбнулась Проскурина. — Простите, волнуюсь. Так вот, впервые увидела этот медальон на Ульяне в бане.

— В бане?

— Да. Месяца три тому назад на нашем жилмассиве не было горячей воды дней двадцать. И многие тогда потянулись в баню. Вот и я пригласила Ульяну за компанию. Тогда и увидела на ней этот смешной медальон.

— Почему смешной?

— Ну а как же, товарищ следователь. Нормальные люди носят золотые, а эта чудачка нацепила какой-то медный, да еще с идиотской надписью — «лагерный номер». Словом, я тогда обсмеяла Ульяну, а она здорово на меня обиделась. Потом мы помирились, и она рассказала свою историю про медный медальон. После этого я перестала над ней смеяться. У них с Харитоном была большая любовь. Медальон сделал Харитон. После его смерти Ульяна сильно затосковала. Места себе не находила. Бывало, сидим на скамеечке и разговоры разговариваем. А случится, что на некоторое время замолчим, смотрим — из глаз Ульяны слезы покатились и губы задрожали. Проплачется молча, вытянет за шнурок медальон, поцелует его, вытрет глаза и, не прощаясь, зашаркает к себе в квартиру. На следующий день ее не жди на скамеечке. Не выйдет. Потом опять появится. Вся понурая, словно после болезни. Каково одной-то дома.

Алевтина помолчала, покачала задумчиво головой, вздохнула и спросила:

— Товарищ следователь, неужели Ульяна на самом деле кого убила? Уж не она ли прикончила слесаря Жору? Нет, не верится. И во дворе никто из баб не верит. После того как Ульяну увезла полиция, все только о ней и судачат. Может, тут какая ошибка? Разве не бывает ошибок?

— Бывает.

— У нее и муж по ошибке пять лет отсидел, пока не нашли настоящего убийцу. И вы, товарищ следователь, верите, что Ульяна могла убить?

— Думаю, суд во всем разберется, — уклончиво ответил Вадим. — Скажите, Алевтина Игнатьевна, кто еще видел названный медальон на Лопатиной?

— Кто? Да многие.

— А конкретнее?

— Ну, Глафира, Антоновна, Лукерья… — стала перечислять Проскурина, уставившись в потолок и загибая при этом пальцы.

— Достаточно, Алевтина Игнатьевна, — прервал Вадим и взял чистый бланк протокола допроса свидетеля. — Необходимо записать ваши показания. А вашим подругам, которые видели медальон на Ульяне Лопатиной, попрошу передать повестки.

Закончив просматривать материалы уголовного дела по обвинению Лопатиной Ульяны Наумовны по статье 105 ч. 2 УК РФ, прокурор Кравцов поднял глаза на Вадима, сидевшего за приставным столиком, и задумчиво произнес:

— Разные были у меня дела за долгую практику, но с таким сталкиваюсь впервые. Женщина в пожилом возрасте совершила убийство восьмерых человек без явных на то мотивов. Просто в голове не укладывается. Что ее толкнуло на эти страшные убийства? Вероятно, она психически больной человек.

— Вот и я так думаю, Сан Саныч, — кивнул Вадим. — Больная она. Я уже и постановление заготовил на проведение психиатрической экспертизы. В деле оно.

— Видел. Будем этапировать ее в Москву. Пусть медицинские светила посмотрят нашу маньячку. Меня удивляет еще и то, что она не захотела давать тебе никаких показаний, будто опытный рецидивист. Почему не хочет с тобой разговаривать? Каковы твои соображения на этот счет?

— Не знаю, Сан Саныч, — пожал плечами Вадим, — я уж о ней как можно вежливее, но она все равно молчит. Не знаю, какой еще подход нужен. Одно повторяет: «Ты меня, сынок, не допрашивай. Все равно ничего не скажу». Спрашиваю: «Почему?» Молчит. Правда, первый раз ответила, что на суде все скажет. А меня все предупреждала, чтобы я медальон не потерял. Точно — больная.