Степан Кирнос - Город бога [CИ]

— Что с тобой? — забеспокоился Яго.

— Д-а… дробовик походу… рёбра ушиб… и сейчас… видимо пушкой задело, — каждое слово даётся с трудом.

— Вот блин, чувствую, ты не дотянешь до верха. У тебя уж слишком болезненные раны.

— Дотяну, брат… дотяну.

— Скажи, тебе, что так важна Сериль? Так важна, что ты бросил выполнение задачи, бросил выполнение задачи? Так важна, что готов рисковать жизнью и миссией ради неё? Чем же она тебя так задела?

— Ты же то же бросил задачу.

— Я это сделал ражи тебя. Без меня ты бы не прошёл и дальше первого блокированного коридора.

— Вот спасибо… честно. Ты — хороший брат.

Яго залез пальцами в сумку, и в его руках показалась колбочка, от которой исходит маленькая сиятельная игла, которую Валерон приложил к телу брата и ввёл прозрачное вещество, и как только оно вошло вовнутрь, он скинул её на пол.

— Вот, готово. Остановит кровотечение и уймёт боль. Подожди. Проклятье, а почему лифт такой медленный!?

Данте ощутил, как части его тела стали медленно неметь, как боль, которая его мучила, отступила и становится легче. Он проверил оружие и заметил отсутствие пистолета и всех магазинов от «Комара», посчитав, что обронил их ещё в бою с тем монстром.

«Эх, Сериль, как же ты попала к нему?» — стал мучить себя Данте вопросом, не понимая, как кумир её нашёл, как узнал и почему её? Откуда он узнал, что она привлекательна для Данте, и он ради её пойдёт через весь дворец, прорубая путь сквозь рады нечестивцев? Для коммандера новость, что Сериль в лапах ложного божества, стала шоковой, ввергающей в печаль.

«Я не могу позволить, чтобы она у него осталась, не могу предать её надежд и ожиданий, не могу отдать её на растерзание противному подонку» — таковы были мысли Данте, когда он устремился по коридорам, всё выше и выше.

Что сейчас снаружи парень даже не собирается и предполагать, но понимает, что мятежи, скорее всего, уже растёрты в пыль тяжёлой подошвой сапога Прихода, а отдельные группки, прорвавшиеся во дворец, ведут отчаянное сопротивление и ещё немного, ещё чуть-чуть и будут разбиты. И ради чего? Чтобы Данте и Яго в последний момент сорвались и побежали спасать девушку? Но всё же, единственное, во имя чего задумывалась вся эта свистопляска исполнено — ядерное оружие деактивировано, а значит, Рейх может спокойно начинать операцию. А артефакт? А он скорее приятный бонус для Канцлера, который решил потешить своё самолюбие наличием меча Апостола, что сейчас болтается у Яго за спиной.

Звонок. Двери лифта открылись, позволяя братьям покинуть кабину. Данте увидел, как под его сапог стучится чёрная как ночь, зловещая как тьма плитка из чёрного гранита, а пустоту за пирамидой от них отделяет только примерно тридцатисантиметровая перегородка из камня, отделанная снаружи золотым покрытием. Они вышли на какой-то небольшой балкон метров пять в ширину и длину, где завывает ветер. Кожа Данте не слишком сильно чувствует влияние горного мороза, а вот Яго ощутил «нежное» прикосновение ветров, что зубами хлада впиваются ему в плоть. Внезапно от наблюдения их отвлекли:

— Вот вы и пришли, — раздался ласковый глас сбоку, — так ослепните же от совершенства моего!

Прежде чем лампы возгорелись, Данте нащупал центр солнечного диска и нажал на него, подавая импульс и ничего не зажглось, не ослепило их божественным светом, светильники замигали и отказались работать.

— Скотина! — раздался разъярённый голос и два человека отпрыгнули в сторону, когда их едва не рассёк фалькс[9], его длинное изогнутое лезвие приложилось об камень, а не менее продолжительное древко потянуло обратно.

Коммандер увидел человека — высокий в серебристых одеждах, похожих больше на кучу разных тряпок, в которые обернулся, чтобы выглядеть пафоснее и статуснее, как и подобает гуру.

— Данте! — послышался громкий пронзительный возглас от широкой, в человеческий рост чёрной плиты, алтаря, что устроен посреди балкона.

— На меня смотри! — взревел яростно «Кумир», выполняя резкий выпад, заставивший Данте уклониться от лезвия и вернуться к дверям лифта.

Парень увидел, как у перегородки стоят четыре фигуры, с длинными ружьями на плечах, которые увенчаны штык-ножами и походят на копья. А на промороженной поверхности жертвенной плиты прикованная кандалами и цепями за конечности лежит обессиленная девушка, лицо которой окрылись холодной солёной влагой, едва примороженной, ставшей сиятельными льдинками. На ней несколько тёплых шерстяных кусков ткани, так удобно прикрывшие тело, чтобы оно не обморозилось, хотя лютый хлад всё равно терзает мраморно-белый кожный покров девушки.