Степан Кирнос - Город бога [CИ]

Квартал за кварталом, улочка за улочкой парень вышел к огромной, высоченной стене, которая массивным возвышением преградила путь. Трудно сказать, из чего она сделана, для Данте только лишь проглядывается кирпичная кладка средь незашитых дыр на металлическом полотне тонких листов то ли жести, то ли обычного железа, которым обшита вся поверхность укрепления. Монументальная стена возвышается на полсотни метров над остальным городком, как бы утверждая власть Прихода и подчёркивая ничтожность остального народа, а украшения в виде флагов и свисающих «приходских» баннеров, символов культа показывают, кто истинный повелитель этих мест. Коммандер, идя по «золотой» дороге уткнулся прямиком в деревянные створчатые ворота, в двадцать метров шириной. Стоя возле них и обратив взор наверх, Данте увидел, что на предвратном помещении и на башнях, которые сдавили врата, поставлено вооружение, а по стенам расхаживают часовые, с ружьями и винтовками на плече.

— Как же можно такое строить, когда люди бедствую? — сам у себя вопросил Данте.

— Что-о? — послышался подавленный голос. — Удивлён?

Из тени вышел Илья, потряхивая при каждом шаге местами надорванным балахоном. Данте инстинктивно сделал шаг назад, бросив мимолётный взгляд на товарища, и крайне подивился. Одухотворённое «приходскими истинами» лицо Ильи пропало, исчезло как утренний туман, а вместо него, на Данте уставлено мрачное и угрюмое выражение внутреннего и глубокого разочарования серыми красками расписавшее физию. Два уставших потухших жизнью глаза смотрят на Данте, и оттого парню становится не по себе, он аккуратно прикладывает ладонь к месту, где у него спрятан нож. И чем ближе подходил служитель Прихода, тем сильнее воздух стал насыщаться парами и запахами алкоголя, который быстро вытеснил все остальные запахи.

— Илья, что с тобой случилось? С тобой всё в порядке?

То ли бессильная ухмылка, то ли оскал злобы дотронулся до уст Ильи, а проблеск безумия поселился нездоровым светом в его глазах.

— Со мной?! Не-ет, со мной не всё в порядке! — разошёлся мужчина и, осмотревшись, поняв, что так кричать нельзя, чуть тише продолжил. — Всё пропало, всё ложью оказалось.

— Только спокойнее, — убрал с поясницы руку Данте, — нам не нужно внимание.

— Хорошо, — успокоился мужчина и тяжко выдохнул, положив правую руку на пояс. — Когда мы спустились с верхнего квартала, я не мог найти себе место. Как… скажи, как столь просвещённый люд мог так себя вести? Работорговля и похоть, полный срам и разврат… я думал, что только мы, здесь внизу, можем ползать в грязи разврата, ибо не обладаем праведностью «небожителей»… я ошибся.

— И ты пошёл в ближайшую… эм… где у вас наливают?

— Питейные… там подают хорошую брагу и самогон. Я не мог понять, почему «небожители» так поступают и срамятся, они же должны быть мудрее и святее. Может они это делают во благо? Но кому? И тут я понял, что они такие же люди, как и мы, только хуже… много хуже. Они, прикрываясь верою в Кумира, и положением своим, пытаются дурманить нас, хотят, чтобы мы поклонялись им, как ангелам у подножья трона Его… они ничем не лучше нас.

— Но это не единственное, почему ты вчера напился так, что даже здешние ароматы не могут заглушить твой перегар?

— Нет… всё случилось уже под вечер. Я уже собирался идти, но тут в питейную пришли служители культа нашего. Они потребовали жертву для Нового Пейсаха и владелец решил им дать собаку, которую вырастил ещё щенком.

— Мрази, — полушёпотом сорвалось с уст парня. — Но они остались недовольны?

— Ещё бы. Они взяли собаку на заклание, но заголосили, что им мало того, что Кумир недоволен и требует больше. И тут их жажда заклания пала не на животное, а на человека. На… на девочку лет десяти, что была со сродницей своей, — Илья ещё сильнее поник, его лик стал мрачнее грозовой тучи, глаза он устали на левую руку, ладонь которой сжал в кулак, что-то с хрустом раздавив. — Ты бы слышал, как она кричала и звала матушку, как билась в истерике. Это не передать.

— А ты?

— Мне стало тошно. Я не мог не вступиться и меня, мои же братья предали анафеме, за то, что я настоял, что собаки достаточно. Они только сказали: «Ты идёшь супротив Кумира, супротив его празднества великого, так будь ты проклят и отлучён от Прихода». Затем всё как в тумане. Вот я стою, а потом пелена багровая и руки мои в крови братьев. Я…я…я убил их, двух.

Данте положил руку на плечо Ильи, по-дружески похлопав, пытаясь успокоить мужчину, направивши мягко к нему вопросы: