Борис Георгиев: Третий берег Стикса (трилогия)

— Кому — «нам»?.

— Расскажу в своё время, не перебивай. Нам казалось, что джинна удалось загнать в бутылку и получится продержать его там хотя бы до тридцатых годов этого столетия, но потом случилась та жуткая история с Энерджистаном и грянул скандал с «Dark Ray Studio».

— С какой студией?

— Прошу же, не перебивай. Какая разница, как она называется? Вот это, — Борис указал на зеркальный куб княжеского дворца, — их студийное здание. Построено в две тысячи двадцать шестом. Тогда уже поздно было пытаться подправлять микрособытия, общая энергия разорванных причинно-следственных связей возросла, появились Тёмные Волны, полезли рефлексы, мы не только не успевали предотвратить бифуркации, но даже и регистрировать их.

— Боря, я за тобой не успеваю.

— Ты не знаешь, что такое бифуркации?

— Естественно, знаю! Не настолько же я… О Тёмных Волнах подробней, пожалуйста.

— А, вот о чём. Ну, это просто. Представь: ты изменил событие после того, как оно случилось. Разорвал причинно-следственные связи. Образовались изолированные события — те, которые не могли случиться. Мы их называем хроноклазмами. Они более или менее мощные, с течением времени накопленная в них энергия, разумеется, рассеивается, но, к сожалению, они еще и аддитивны, а значит могут усиливать или ослаблять другие хроноклазмы, имеющие такую же пространственно-временную локализацию. С точки зрения наблюдателя, находящегося на четырёхмерном листе, интерференционная картина выглядит…

— Как Тёмные Волны!

— Угу, они самые, будь они неладны. Фронты бифуркаций. Наши возможности ограничены, хватает их только на то, чтобы получить примерную картину происшествия в четырёхмерном пространстве, но, сам понимаешь, в одиннадцати измерениях не то что просчитать, даже представить… Что с тобой?

Свет померк в глазах Александра, отяжелевшая голова сорвалась с подставленной ладони, мир сплющился, растекаясь по гигантской бестелесной слоистой трубе, пронизанной всплесками… «Что это, Эго?» — спросил Волков, хоть и понял уже — гравитационные возмущения. Протянув бесчисленные свои руки, Эго-Волков перебрал слои, выбрал нужный, нашёл на нём точку, куда уходила одна из рук, та самая, что была в человечьем теле Волкова, и стал рассматривать забавную картинку из проникающих друг в друга горбов и впадин. Всё понятно, ничего сложного. «Я понял, Эго», — подумал Эго-Волков, и мир снова съёжился, принимая в себя Волкова.

— Что с тобой? — беспокоился Борис.

Волков, повозил щекой по земле, чтобы прийти в себя и ответил:

— Недостаточно одиннадцати измерений. Но это не так важно. Я уже всё понял, можешь не объяснять

Он снова поднял голову, снял со щеки приставшую травинку и спросил, снова опершись на руку:

— Так значит, не ты устроил Тёмные Волны. Так вышло из-за бездумного применения машины времени, а вы просто пытались ликвидировать последствия.

— Ну-у… — протянул Борис. — Кое-что всё-таки на моей совести. Тот же Энерджистан, к примеру, или история с « Dark Ray Studio », которая и закончилась объединением Княжеств.

— О, вот этот уже интереснее. Я слушаю.

— Да нечего тут слушать, — смутился рассказчик. — Открытия, своевременные они или нет, не приходят в одиночку, приводят с собой новые изобретения. Сам понимаешь, если есть возможность вызывать и регистрировать возмущения бозонного поля, значит возможен и гравитационный привод, значит, и волновая психотехника тоже практически осуществима. Нашлись проходимцы, не желающие ждать появления серьёзной теории, но жаждущие немедленных суперприбылей. Так появился шлем-излучатель.

— Виртошлем?

— Да, так вы его теперь называете.

— Ну и что? Он сейчас широко применяется. Вся волновая педагогика на том же принципе построена. Совершенно безобидная технология.

— Если не превышать допустимый уровень излучения.

— А!.. И что же, нашлись мерзавцы… Но я слышал, что это вызывает физиологические изменения, правда, никогда не интересовался какие.

— Не только физиологические, к сожалению. Генетические.

— Белоглазые! — Волков лёг и подложил руки под голову. Ещё одно стёклышко нашло место в картине мира.

— Да, — покивал Борис, — Белоглазые и желтоглазые. Их было больше сорока миллионов.

— И что же, — тоном нарочито небрежным осведомился Волков, разглядывая мелкие кучевые облачка. — Это не лечится?

— Никто не пробовал, — язвительно буркнул Борис. — Зачем? Ведь это так здорово — двадцать миллионов белоглазых биороботов. А желтоглазых они решили пустить в расход, чтоб под ногами не путались. Пока я разбирался с зачинщиком безобразия, нашёлся негодяй, который перехватил управление. У этой сволочи тоже была машина времени, он действовал целенаправленно, а мы вынуждены были ловить последствия его действий то здесь, то там… Гнусное время — тридцатые годы, самый гнусный период во всём секторе 20–21.