Андрей Мансуров - Другое Существо

– Да и ладно. Хочешь – стой себе, где стоишь, а лично я пошёл. Посмотрю, чего тут и как. Надо же знать, сколько будет весить то, что мы сможем загрузить в нашу посудину!

Мартен подумал, что оно и верно вроде бы: в их посудину за раз всё равно особо много не загрузить: не больше двухсот килограмм. Да и посмотреть, конечно, хочется.

Он отошёл от ворот, двинувшись за напарником. Вот и глаза почти привыкли…

В первой куче, наваленной почти в рост человека у одной из внутренних опор крыши, оказались вентили. Да-да, самые настоящие железные вентили с ручными колёсами и винтовыми приводящими механизмами – для трубопроводов большого диаметра.

Напарник восхищённо почти шептал, оглаживая и похлопывая по округлым, и чуть проржавевшим там, где с них слезла серая шаровая краска, бокам:

– Эти – под трубы двенадцать дюймов, а эти – под пятнадцать! Надо же! Да муниципалитет будет нам руки целовать! Потому что старинных, с ручным управлением, уже лет сорок как нигде даже за спасение души не сыщешь! Слышь, кореш: берись-ка! Попробуем, сможем ли мы такой приподнять!

Мартен вынужден был признать, что тяжеленный, из настоящего железа, и со стенками толщиной миллиметров в десять, вентиль, тащить тяжело, но вполне возможно.

– Ладно, положим пока здесь. – они, скорее, уронили, чем положили здоровенную конструкцию размером метр на полметра у ворот, – Всё равно придётся створку ещё приоткрыть. А пока давай-ка пошарим ещё. Вдруг что-то не столь тяжёлое отыщется.

Но кроме ещё пяти куч с беспорядочно наваленными вентилями разных сортаментов, и фланцев под них, ничего полезного не обнаружилось.

– Чёрт. Всё равно нельзя везти сразу много. А то какой-нибудь умник догадается, что мы напали на настоящую жилу, и цена сразу упадёт. Ну-ка, давай, полезли вон туда, – напарник указал на как бы перегородку с дверью, делящую склад на две неравных части, – Там, кажется, есть что-то вроде чердака!

Чердак действительно имелся: над пустым и тёмным помещением в десять шагов в длину и двадцать – в ширину, имелся глухой как бы внутрискладской навес, на котором, при взгляде снизу, лежали ещё вентили – уже меньших размеров, и не только из старого доброго железа, но и более современные: пластиковые.

– Теперь ты подсади-ка. – Мартен поставил ступню на руки напарника, и, подтянувшись, заскочил наверх, на высоту чуть больше своего роста. Осмотрелся.

Вентили, ящики. Что это в них? Крышка открылась легко: даже не была заперта!

– Слышь, напарник. Здесь есть и железные болты и гайки. Шайбы. И гроверные шайбы. И инструменты даже есть. Газовые ключи, разводной, труборезы… Неплохо, мать его… – Мартен переползал от ящика к ящику, так как выпрямиться в полный рост мешали балки перекрытия. – И даже газовые горелки.

– Хм! Вот если б ты сказал, что тут есть неразложившийся карбид… А так – эти горелки бесполезны. Продать их можно только коллекционерам. А их сейчас нет. Ну, чего там ещё? Почему замолчал?

Мартен и правда замолчал.

Потому что в одном из углов увидел их.

Тряпки, которые имели странную расцветку и рисунок. Что-то другое, не связанное с их работой расхитителей могильников и брошенных построек, они ему напомнили…

Точно! Именно такую расцветку и имел халат его матери! На полувыцветшем фото, что показывал ему наставник.

У него была мать!!!

И сейчас он увидел её словно внутренним взором: стройное тело в халатике, в ванной комнате! И он, малыш трёх лет, неуклюже семенит, пытаясь подбежать! Но…

Но ещё он смутно, где-то совсем уж на краю сознания, видит: в дом врываются какие-то люди в чёрных костюмах, с автоматами, вспышки пламени из этих автоматов, отец падает, уложив только двоих из своего старенького ружья, мать бежит, бежит куда-то вглубь квартиры, но тоже падает на пол – словно от толчка в спину!.. Обрывки звуков: грохот выстрелов, плачь, крики и стоны пытающейся встать матери и раненного отца…

Отца добивают выстрелом в голову – кровь брызжет на серые стены… К матери подбегают трое, бьют сапогами, стреляют в спину и затылок, когда она падает на пол. Кровь снова и снова брызжет и течёт на стены и пол, он, маленький и беспомощный, может только плакать, и кричать: «Нет! Нет!»

Картинка меркнет, темнеет – то ли это выключилось от шока его младенческое сознание, то ли его треснули по голове…

Он отлично помнит, что очнулся тогда на самом деле на руках соседа – старого корейца, и больше в свою квартиру никогда не…

А сейчас он – в своей камере-клетке. Сидит, задыхаясь, на жёстком лежаке, одеяло валяется на полу. Тело до сих пор трясёт, и в камере остро воняет звериным – его! – п о том. Откуда, из каких потаённых глубин, всплыло это муторное зрелище, которое он всю жизнь старался забыть?!