Сергей Бушов - Миссия в траве

Если уж быть до конца честным, я не ругал Иблика за книги ещё и потому, что узнавал в этом его увлечении себя. Раньше, до Киноса, я тоже любил читать. Читал и на службе, и во время дежурств. Правда, по большей части беллетристику. Приключения, детективы, юмор. И в электронном виде, потому что бумажные книги считал неудобными, да и дорогими. Ширпотреб вроде Рудого всегда стоил в электронных библиотеках копейки. В общем, в молодости я вёл себя похожим образом, так что относился к слабости Иблика с пониманием.

Но то, что произошло сейчас – это верх глупости и непрофессионализма. Потому что совсем недалеко, окружённое разозлёнными наследниками, в подземной крепости остывает тело Пертубарта. И наверняка станут искать виновных, потому что у здорового ибертарианца в сто тридцать четыре местных года почти никогда просто так не останавливается сердце. И всё странное, что увидят вокруг, будет казаться им подозрительным. А что может быть подозрительнее, чем человек в спецовке бурдианца, к которому в космопорту подходит вооружённый лейтенант Сил Безопасности Содружества? Я двигаюсь к выходу на взлётное поле, зная, что на меня смотрят объективы семнадцати камер. Каждый блестит, выжигая мой взгляд, раздражая, покалывая, будоража воображение. Дорт!

Я просыпаюсь в темноте. Правда, для меня она не темнота. Она – это серый свет, утыканный яркими огоньками светодиодов от пульта каюты. Я прикрываю глаза рукой, чтобы немного прийти в себя. И слышу звуки. Наверху, в рубке, по креслу ёрзает Анс. Пластик скрипит, как лопер, которому наступили на хвост. Анс тяжело дышит. Видимо, хочет спать. Он всё время хочет спать во время вахты.

В кают-компании Иблик оглушительно шуршит страницами. Я принюхиваюсь. Точно. До меня доносится затхлый запах старой бумаги. Должно быть, в руках у Иблика устав, который он взял на время в библиотеке базы, да так и не вернул назад.

Я открываю глаза. Стараюсь терпеть свет. Немного поморгав, беру в руку мобильник, простенький пластмассовый кирпичик без кнопок, зато с экраном во весь телефон. Яркость у него убавлена до минимума, но я всё равно еле могу смотреть на экран. Разбираю время. Пора вставать. Скоро должен выйти на связь Апулинафи.

Я спускаю ноги с кровати. Голова кружится, вена на шее, зажатая в инъекторе, пульсирует. Я встаю. В металлической двери шкафа отражается мрачная уродливая фигура. Это я.

Совсем недавно я был пусть невысоким, но ладно сложенным, накачанным мужчиной, которому можно было дать лет тридцать. Сейчас я худой, костлявый, под бледной кожей проступают иссохшие причудливо бугристые мышцы. Небритое лицо в рытвинах, как морщинистая кора дерева. Глаза блестят в темноте, намекая на приближающееся безумие. Впрочем, если умыться, побриться, пригладить клоки жёстких поредевших волос, то вид станет намного лучше. Может быть, и безумие отступит.

Я надеваю лёгкие шлёпанцы и ковыляю в сторону санузла. Рубка давит. Со всех сторон огоньки, писки, шорохи. Каждый электронный прибор считает своим долгом моргнуть мне светодиодом, погудеть конденсатором, приветственно дунуть вентилятором. А приборов уйма. Качают воздух, поддерживают микроклимат, отслеживают параметры моего здоровья. Если это можно назвать здоровьем.

Когда человек здоров, разве он чувствует себя так? Сиплое дыхание наполняет мои лёгкие, и я чувствую их, хотя, говорят, в лёгких нет нервных клеток. Они напоминают мне дырявые бумажные мешки, которые надуваются и вот-вот лопнут. Голова – бездонный чан, в котором болтаются мысли. Чан старый, ржавый, на стенках остатки протухшей еды, склизкие, вонючие.

Я скидываю с себя мягкий ночной комбинезон и ступаю в душевую кабину. Подношу руку к сенсорной панели. Снова приходится жмуриться, она вспыхивает ослепительно, свет пробивается сквозь веки и жжёт мне глаза. Меня пытается мучать весь мир вокруг. Вода, вырываясь из рассекателя над головой, ошпаривает. Я терплю, но пальцы уже нащупывают нужное место на экране, чтобы уменьшить температуру. Наощупь, потому что глаза от света совсем ничего не видят. Вода становится прохладнее. Стою под ней. Чувствую каждую каплю в этих струйках. Они как водопад, бегут по коже, давят, ломают, массируют. Пытаются сгладить бугры мышц, сломать мои кости. Много ли мне надо? Мне так неуютно от этих струй, что, кажется, пусти воду чуть сильнее, и я развалюсь под её напором.

Хватит. Выключаю воду. Полотенце как стальная щётка. Причиняет коже боль, колет, режет, дерёт. Я устал. Теперь бы снова лечь спать. Но, к сожалению, меня ждёт служба.