Марко Клоос - Сроки службы

Наша близость – в общем-то, не секрет. Хватило парочке людей наткнуться на нас в сортире в два часа ночи, чтобы все об этом узнали, и я подозреваю, что до инструкторов слухи тоже дошли. Но почему-то они не предприняли никаких карательных мер, чтобы не дать нам уединяться в душевой два-три раза в неделю, а с другими курсантами у нас появилось что-то вроде неписаного соглашения. Нас осталось немного. Перед выпускной неделей наш взвод уменьшился до двенадцати человек. Наш обеденный столик все еще полон, мы потеряли только Каннингем. Все остальные продержались до конца: Халли, Гамильтон, Гарсия, Риччи и я. Гамильтон до сих пор наш взводный, и она будет нести флажок изрядно уменьшившегося взвода 1066 на выпуске.

Когда мы маршируем в столовую на наш последний совместный ужин, мы выглядим в точности как положено выпускникам: худые и мускулистые, с отполированными до зеркального блеска ботинками, шагаем быстро и синхронно. Мы проходим мимо свежеприбывших рекрутов, ошалелых стаек длинноволосых ребят в гражданской одежде, и они смотрят на нас так же, как мы пялились на взводы выпускников почти три месяца назад.

Внашу последнюю ночь дежурит сержант Райли. Мы с Халли уже почти смирились с тем, что нам не удастся напоследок побаловаться в душе, но Райли забирает свой ПП из комнаты старшего инструктора и выключает там свет.

– Это ваша последняя ночь, – говорит она собравшемуся у шкафчиков взводу, ожидающему отбоя. – Вы добрались до конца. Я думаю, никто из вас не настолько туп, чтобы влипнуть в какое-нибудь дерьмо и вылететь в день выпуска, – она слегка улыбается. Больше похоже на ухмылку, но это первый раз, когда мы увидели что-то кроме привычного сурового выражения на ее лице.

– Устройте небольшую вечеринку, если хотите, – говорит сержант Райли, пока мы неверяще смотрим друг на друга. – Только не шумите и постарайтесь быть на месте ко времени подъема.

Она разворачивается, убирает ПП в боковой карман штанов и выходит из комнаты:

– Спокойной ночи, взвод.

Она закрывает дверь, и мы начинаем лыбиться.

– Кто бы мог подумать, – хихикает Гамильтон. – Ну что, начинаем пирушку?

Мы и раньше таскали еду из столовой, несмотря на запреты инструкторов. Постоянные ФП и занятия на взлетке сделали нас худыми и бесконечно голодными, а перерывы на еду слишком разнесены по времени, чтобы наш метаболизм работал нормально. Каждый раз, когда в столовой подают десерт, который легко вынести, многие курсанты берут добавку, заворачивают контрабандные пончики или кексы в салфетки и прячут их в карманах штанов. Инструкторы, конечно, не слепые, но делают вид, что не замечают.

Мы вываливаем наши неприкосновенные запасы на пустующую койку. Перед нами образцы всех десертов, которые подавали в столовой за последнюю неделю. Широкий выбор пончиков и печенья, куча свежих фруктов, шоколадных кексов и даже несколько слегка помятых кусков яблочного пирога. Напитков, конечно, нет, но вода из питьевого фонтанчика холодная и чистая, а мы в таком восторге от ночи без надзора и приближающегося выпуска, что она с успехом заменяет пиво.

Мы съедаем все запасы, даже черствые пончики недельной давности, и чокаемся друг с другом стаканчиками для зубных щеток, наполненными холодной водой. Раз запреты на эту ночь сняты, мы болтаем и шутим, как в столовой, только более развязно. У нас никогда не было возможности поболтать друг с другом без инструктора над душой, и общение после двенадцати недель вынужденной сдержанности кажется странным.

Чуть позже мы с Халли уходим на одну из пустых коек в дальней части спальни. Нам приходится вытерпеть несколько добродушных подколок от остальных ребят, пока мы возводим защитные барьеры из грубых армейских одеял, повешенных на раму верхней койки. Достроив свое укрытие, мы забираемся в постель, теперь закрытую от взглядов с трех сторон. Наши уродские форменные пижамы оказываются на полу, и мы наконец-то можем насладиться друг другом на нормальном матрасе, а не торопливо спариваться в углу душевой, прислушиваясь к шагам в спальне. Наши товарищи по взводу свистят и комментируют, но мы слишком заняты, чтобы обращать внимание, и вскоре они возвращаются к своим делам, предоставив нам заниматься нашими.

– Мы же будем на связи, правда? – спрашивает Халли позже, когда мы лежим на тощем матрасе. Я вспоминаю прежнего хозяина этой койки, парня, отчисленного после трех недель за «несоответствие требованиям».