Антон Малютин: Пять рассказов о любви и подвиге

Но пришелец умер, так и не осознав, где он оказался.

Даже после смерти чужой изучался, вертузианцы копались в его останках и сохраненной памяти. Это было интересно и… необычно. Может ли одно разумное существо, проникнув в «голову» другому существу, понять его? Вертузианцы думали, что может. Ведь разум – он в любой точке Галактики остается разумом, способностью к мышлению, анализу, абстрагированию, обобщению, созиданию… И неважно, на какой планете он зародился. Но пришелец оказался не просто чужим – он был Другим.

У пришельца были чувства.

Вертузианцы давно отказались от такой роскоши, как настоящие чувства – они только мешали развиваться, служили причиной ссор, раздоров и войн, были единственной причиной всех несчастий, и мешали идти вперед. Поэтому несколько тысяч лет назад вертузианцы перестали чувствовать. Они смотрят на мир беспристрастно, объективно оценивая его, разделяя все на абсолютную истину и абсолютную ложь. И теперь у них нет несчастий, а цивилизация неудержимо движется к самым вершинам прогресса.

Пришелец мог любить и ненавидеть, радоваться и страдать, удивляться и делать необдуманные поступки. Нет, не так. Пришелец любил и ненавидел, радовался и страдал, поступал так, как велит сердце, и полетел к чужим звездам не из беспристрастного научного интереса, а потому что ему так хотелось. Хотелось…

Это открытие разбило вертузианских ученых на два противоборствующих лагеря: одни утверждали, что чувствующая раса не может достичь технологически высот, другие верили, что раса, обуреваемая страстями, может чего-то достичь и оставить свой след в истории. Этот мирный спор, в котором ни один из оппонентов и на полтона не повысил голос, мог продолжаться целую вечность, но его нарушил один молодой вертузианец, не потерявший тягу к истинному знанию.

– Я стану пришельцем, приму в себя его разум, его воспоминания и чувства, я полечу на его планету, и все выясню лично! – голос с трибуны прозвучал резко, неожиданно, остановив все неспешные споры. Этот молодой вертузианец предложил что-то странное, но это может сработать. Почему бы и нет? Одним молодым вертузианцем больше, одним меньше – какая разница для сверхцивилизации?

Эрикко знал, что идет на риск. Но он рискнул, что так несвойственно вертузианцам с их прагматичностью и кастрацией чувств. Просто Эрикко, как и Джозеф, сознание которого он принял в себя, тоже любил. Любил работу, познание, истину. И он решил во что бы то ни стало докопаться до истины, положив конец спорам.

Несложная операция превратила Эрикко в Джозефа. Сложнее было воссоздать примитивный земной корабль, но и с этой задачей вертузианцы справились. Скоро корабль отправился к Земле с одним-единственным пассажиром – Эрикко в облике пришельца Джозефа.

…Эрникко было страшно. Он никогда не чувствовал страха, он не знал, что такое страх, но сознание Джозефа подарило ему страх. Эрикко, свернувшись в клубок, лежал на полу своей каюты, его тело бил озноб, из глаз текли слезы. Эрикко хотелось кричать, но крик густым колючим комом застрял в горле. Так вот что такое страх! Это… Это неприятно, испытывать страх неприятно…

…Люси? Да, это девушка, которую любил Джозеф. По телу Эрикко разливается что-то мягкое и теплое.

–Лю-ююю-си-иии – тянул Эрикко, пробуя это имя на вкус. Оно хоть и необычное, но какое-то… приятное. Ласковое. Родное…

… Эрикко со всей силы саданул кружкой по стенке каюты. Яркие острые осколки будто метеоры разлетелись по каюте, а по стене поползли тоненькие трещины. Злость сразу стала стихать. Хорошо. Легко на душе. Злость – это странно, это одновременно и приятно, и неприятно.

Странно и необычно чувствовать так, как чувствовал Джозеф. Наверное, все вертузианцы тысячи лет назад чувствовали так же. Жаль, что они разучились это делать. Жаль.

Он вернулся. Звездолетчики всегда возвращаются, семь месяцев – как одна минута. И почему-то он сказал, что больше никуда не полетит. Звездолетчики никогда не перестают летать, а он перестал. Прошли долгие годы, и он не разу не пожалел, что перестал летать. Или просто не говорил ей.

Сначала он был немного странный, но это нормально – все звездолетчики после долгого путешествия немного странные. А некоторые совсем странные. Но потом все стало хорошо, и она узнала своего любимого, своего родного и единственного в мире Джозефа. Того, кто стал ее мужем, другом, любовником, отцом ее детей и просто самым родным в мире человеком.