Аластер Рейнольдс - Черные паруса

– Адрана, – обернулась ко мне Фура, – считывай высоту, пожалуйста.

– Ну конечно, – одними губами произнесла я и перебралась к ее консоли, где могла видеть медленно вращающиеся цифры высотомера. Прибор был похож на подметалу на «Мстительнице», только импульсы посылал не во все стороны, а вниз, на поверхность, измеряя отрезок времени до их возврата. – Сто пядей, – сказала я, когда цифры достигли этого круглого числа. – Девяносто. Восемьдесят.

Зажужжала консоль, вспыхнула красная лампочка. Фура зарычала.

Я узнала этот огонек. Предупреждение насчет топлива.

– Только не говори, что все отмерила впритык, – прошептала я.

– Нет смысла возвращаться домой, если не найдем запасы Рэка, – так же тихо ответила Фура.

– Поверить не могу…

– Следи за высотой, сестра.

Хотелось огрызнуться – свою просьбу она произнесла как приказ. Но поскольку мне не меньше, чем Фуре, хотелось, чтобы мы не разбились, я решила смирить гордыню и оглашать цифры.

– Шестьдесят.

– Боковой дрейф, – сказала Прозор.

Фура кивнула:

– Корректирую.

– Пятьдесят пядей, – проговорила я пересохшими губами. – Сорок.

Фура передвинула еще один рычаг. В брюхе катера залязгало и зажужжало – машина выставила паучьи посадочные ноги, слишком хрупкие и нескладные, чтобы их можно было развернуть раньше. Теперь пламя дюз в такт заиканию наших двигателей высвечивало все больше деталей окружающего рельефа: повсюду вздымались шипы, как огромные окаменевшие деревья в сказочном лесу.

– Обратный поток, – сказала Фура. – Переходим на посадочные двигатели.

– Без паники, – произнесла Прозор.

– Двадцать пядей! – выкрикнула я. – Десять!.. Пять!..

Посадочная площадка быстро приближалась – плоский выжженный круг, оплавленный многократным выхлопом реактивных двигателей. Опоры коснулись поверхности первыми, и корпус запрыгал вверх-вниз, поглощая часть нашего импульса.

– Посадочный сигнал, – сказала Фура, когда загорелся еще один индикатор. – Стоп машина.

Опоры согнулись, и катер приземлился на брюхо. Рокот двигателей стих, оставив только шипение и пыхтение наших дыхальных механизмов; кожистые мехи то сжимались, то разжимались.

Красная сигнальная лампочка все еще мигала, уведомляя о проблеме с топливом. Только теперь, когда мы сели и выключили двигатели, Фура щелкнула по ней пальцем, заставляя отключиться.

– Неисправный индикатор, – сказала она, поворачиваясь с широкой ухмылкой на лице. – Вы же не думали, что я настолько отчаянная?

Сквозь зарешеченное окно моего лицевого щитка я одарила ее натянутой улыбкой.

– Иногда я задаю себе такой вопрос.

– Сколько времени, Проз?

Прозор опустила забрало и посмотрела на хронометр.

– Шесть часов одиннадцать минут.

Фура отодвинула кресло пилота и встала из-за пульта.

– Тогда нам лучше не болтаться тут и не чесать языками.

Мы помогли Фуре закончить последнюю проверку ее скафандра, собрали вещи – каждая взяла часть снаряжения, а Страмбли прихватила свой ящик со штуковинами, необходимыми для прохождения через двери и другие препятствия, – и попарно прошли через шлюз катера, поскольку он не мог обработать больше за один раз.

Мы вчетвером постояли рядом с катером, водя лучами нашлемных фонарей, чтобы лучше разглядеть окрестности. Катер едва поместился на посадочной площадке, и со всех сторон его зажимали основания каменных шипов, чьи вершины терялись во тьме. Ровная поверхность под ногами была новой – миллионы лет шарльер мотался вокруг Старого Солнца без этой площадки, а несколько столетий назад какой-то капитан ее здесь соорудил, чтобы было легче приходить и уходить.

– Что это? – спросила Страмбли.

Мы все тоже почувствовали. Словно легкая дрожь пробежала под ногами, исчезнув так быстро, что мы едва успели заметить.

– Потому он и зовется Грохотун, – сказала Фура. – Какая-то глубинная активность, с которой, как сообщил мне достоверный источник, не стоит связываться. Верно, Проз?

– Верно. Далеко не пойдем. То, что происходит на глубоких уровнях, нас не касается. Говорят, это поглотитель ерзает в своей магнитной колыбели.

– Если никогда не увижу поглотитель вблизи, не расстроюсь, – пообещала Страмбли.

Никто из нас не возражал, особенно Прозор.

Мы тронулись в путь.

На другом краю посадочной площадки был крутой пандус, ведущий внутрь шарльера и оканчивающийся дверным проемом. Вышеупомянутый поглотитель выдавал на поверхности половину «джи» – что звучит очень скромно для того, кто всю жизнь провел на цивилизованном мире вроде Мазариля, Граубунда или Метерика. Можно вообразить, что мы там прыгали, словно щенки, почти не ощущая веса скафандров.