София Эззиати - Дневник революции 2. Дилогия

Никакая информация о том, что происходило по ту сторону Великого Солнца, нам не была известна. Ведь ни Сольвейг, ни я ни с кем не связывались. Мы жили будто на острове. Мне сложно было поверить в то, что еще несколько месяцев назад мы отчаянно боролись с «ЕО», были частью революции, частью того, совсем иного, мира. Нам было за что бороться, мы знали, что делать, и шли к своей цели. Возможно, мы достигли ее.

Единственное воспоминание, которое мне удалось осознать, – планеты Йера больше нет. Когда Хьярти сообщил об этом, для меня это были просто слова, я не осознал всю их глубину и фатальность. На тот момент я думал о том, как найти Сольвейг, а когда нашел – о том, что это чудо. Теперь я все осознал. Вероятно, из-за этого мне ни о чем и не хотелось вспоминать, ведь было разрушено то место, откуда берут начало любые воспоминания, – родина. Возможно, все это и стало причиной тому, что появилось это неприятное чувство, будто земля уходит из-под ног. Когда я поделился своими переживаниями с Сольвейг, она не задумываясь сказала: «Ты потерял свои корни».

9 сентября 2774 года

Я сидел, опершись спиной о ясень . Мои руки касались его едва выступающих у самого ствола корней. Слова Сольвейг крутились в голове. Наверное, она была права. Но того, что утрачено, уже не вернуть. Значит, я обречен с этим жить. Я смотрел на бушующий океан, затем закрывал глаза, но чувствовал его мощь и силу, его неудержимую энергию, и почему-то в тот момент мне было очень спокойно. Взглянув вверх, я увидел ветви, что покачивались в такт ветру. Я не заметил, как пошел дождь.

«Мы могли бы остаться здесь навсегда, – подумалось мне. – Это словно другой мир, где нет ни войн, ни „ЕО“, ни потерь».

– Война скоро придет и сюда, – прозвучал голос, будто услышав мои мысли.

Этот голос был словно эхо, что ветер принес откуда-то из-за океана, сквозь моросящий дождь и холодный ветер.

– Сольвейг, – промолвил я, ища ее глазами.

Она сидела на скамейке. Я даже не заметил, как она пришла. Словно она растворилась в дожде.

Я был уверен, что сердце Сольвейг полно было чувств, которые стремились обратиться в слова, но ее разум не позволял им вырваться из холодного плена. Остывшее сердце страшнее бури, ведь оно, подобно черной дыре, поглощает изнутри, в то время как буря, какой бы неудержимой она ни казалась, рано или поздно утихает. И вскоре не остается от нее и следа – ни в душе, ни в памяти.

Я не сразу понял, что призывать ее стать прежней бессмысленно. Но однажды она сказала: «Как я могу быть прежней, если столько всего пережито? Ведь невозможно стать вновь той девочкой, которая много лет назад прочитала здесь то злополучное письмо. Невозможно вернуться в сознание девушки-солдата, с теми целями и стремлениями, которые в те времена терзали мою незрелую душу. Стать той, кем я была, когда мы встретились с тобой, я, к сожалению, как бы мне ни хотелось, тоже не могу, хотя для меня это было счастливое время. И ты, и я, все на свете – отражение того, что мы пережили, через что прошли. То, что с нами происходит, оставляет след в нашем сознании, сердце, душе и памяти, сознательной или бессознательной. С этим невозможно бороться и бессмысленно отрицать».

Я много думал об этом. Наверняка вы порой замечали, как двое людей имеют диаметрально противоположные мнения по одному и тому же вопросу. Вы слушаете доводы одного – они вполне здравые, он в состоянии их обосновать, с абсолютной убежденностью готов отстаивать свою позицию. Затем вы слушаете другого и с удивлением находите, что и он в своих аргументах доказывает право на существование своей точки зрения и прав у этой точки зрения нисколько не меньше, чем у оппонента.

Так почему же такое случается? А потому, что каждый смотрит на один и тот же вопрос сквозь призму пережитого именно им самим. И в любом споре мы будем занимать позицию того оппонента, с кем наше пережитое окажется в чем-то схожим.

В таком случае что же с основополагающими вопросами добра и зла? Как объяснить, что то, что для одного плохо, для другого – хорошо? Когда я задумывался об этом, мне становилось не по себе. Я не мог найти однозначного ответа, но мне представлялось, что внутри каждого из нас заложено гораздо больше, чем то, что мы в состоянии объяснить. Что-то мощнее, чем переменчивые общественные устои и среда.

Я попытался вернуться к своему первому самостоятельно принятому решению. Что сподвигло меня поступить именно так, а не иначе? Разбираясь в себе, на тот момент я нашел два аспекта, которые представлялись мне наиболее важными, – это воспитание и душа. Они были разными по своей природе. Хотел бы отметить, что воспитание (только до определенного момента: как гласит народная мудрость, «пока поперек лавки лежит, а как вовсю вытянется – поздно будет») становится основой нашего мировоззрения, привычек, бессознательного поведения и реакции. А душа – наше «я», то, какими мы являемся, – соединяется впоследствии с нашим воспитанием. Все, что происходит в более или менее сознательном возрасте (позднее, осознанное воспитание), – уже наш выбор. Мы сами делаем над собой усилие, чтобы не огорчить родителей, оправдать надежды учителей, проявить себя в обществе. И только после этого наслаивается череда событий, которые в той или иной степени оказывают влияние на наши убеждения, точку зрения, наш выбор .