Джеффри Примроуз - Строго по инструкции

Хотя «глубокого» так и не получилось. Да и радиограмму, скорее всего, уже составили и отправили из ЦУПа.

Одетая Маша подлетела к Егору и с его помощью устроилась в кресле.

Он старался не глядеть на нее.

– Ты уж меня извини, Егор, – виновато сказала девушка. – Такой уж дурой меня маменька родила.

– Да чего уж там… – он понимающе улыбнулся и похлопал ее по руке. – Я-то ничего, это твои проблемы. Да и ты извини меня, коли что не то сморозил. Просто странным мне показалось, что тебе уже четвертый десяток набегает, а ты все еще в девках бегаешь.

– Что ж тут странного? – она пожала плечами. – Я ведь всю свою жизнь то в пионерской дружине заправляла, то в комсомольских активистках бегала. Тут уж не до личной жизни, всё сборы, слеты, съезды, утренники, собрания… А чуть подросла, так всю себя спорту отдала, и тут уж волю пришлось собрать в кулак, парашют – это ведь не для слабонервных. Так что пришлось научиться держать себя в руках, не распускаться, не размякать. Какая уж там любовь? Так разве что поэскимосишь малость, да и то в интересах дела.

– Это как еще? – заинтересовался Егор. – На лыжах, что ли? Как на Крайнем Севере?

– Нет же, «эскимосить» – это от слова «эскимо», – и она красноречивым жестом пояснила, как едят популярное мороженое. – Это перед затяжными прыжками необходимо. У вас же, мужиков, такой организм щепетильный: во время резкой смены давления кровь от центра резко приливает к голове, так что непосредственно перед прыжком человека необходимо разгрузить. Так мне тренер наш объяснил. Вот я и разгружала.

– Прямо в самолете? – изумился Егор.

– А то где же еще? – с невинной улыбкой ответила она. – Тебе же объясняют, это – оздоровительно-профилактическая процедура. Иногда за раз по двадцать четыре человека приходилось эскимосить.

– Бедненькая… – пробормотал Егор.

– Ну, тут не мне одной, всем девчонкам в команде попотеть приходилось. Ну да чего не сделаешь ради славы нашего советского спорта.

– Ффу… что-то кровь к глазам прилила. Видно, тоже давление повышено… Послушай, может бы и меня, того… «отэскимосишь»? – как можно небрежнее осведомился Егор.

Девушка пожала плечами.

– Я-то – всегда пожалуйста, только ведь не успеем, скоро сеанс связи.

– Успеем, – радостно успокоил он ее, расстегивая комбинезон и развернул перед собой прихваченную с Земли газету. Ей он тщательно перекрыл обзор передней телекамеры и углубился в чтение. Когда глазок камеры загорелся и начался очередной сеанс связи, он, приникнув лицом к объективу со всей возможной в тот момент твердостью, заявил Рататуеву:

– Я со всей ответственностью заявляю вам, товарищ генерал, что половой акт в космосе – вещь абсолютно невозможная, а тем более, дефлорация. Так что смело можете отпускать в полет наших космонавток вместе с америкашками. Ничегошеньки у них не получится.

Посерьезнев, генерал многозначительно покачал головой.

– Что же, в науке отрицательный результат – тоже результат. А как здоровье «Позитрона-2»? – осведомился генерал, пытаясь что-то высмотреть за плечом Егора. – Чем она занимается?

– «Позитрон-2» в настоящее время занимается ми… то есть я хотел сказать, что она берет… словом, выполняет комплекс оздоровительно-гигиенических процедур, – нетвердо ответил Егор. По телу его пробегала крупная дрожь, ноги ходили ходуном, он с трудом подавлял рвущееся из груди тяжелое дыхание. Левая его нога случайно задела задвинутую под пульт первую телекамеру, и та неожиданно заработала. На главном десятиметровом экране ЦУПа крупным планом возникло сосредоточенное лицо «Позитрона-2».

Глянув в сторону, генерал ойкнул и пропал с экрана, на корабле наступила глубокая тишина, и отважные герои космоса самозабвенно продолжали «эскимосить», совершенно не подозревая о том, что в эти минуты творилось в ЦУПе…

* * *

Эта женщина умела производить впечатление. С первого взгляда можно было предположить, что способна она и на большее, но все последующие ее достоинства являлись следствием главного – способности обвораживать. От нее, казалось, буквально исходил еле уловимый и трудно передаваемый словами аромат чувственности и плохо сдерживаемого эротизма.

Старенький доктор глядел на нее сквозь сильные очки и думал: "Вероятно, вслед тебе оборачиваются девять из десяти встречных мужчин. Они разевают рты, застигнутые врасплох твоим загадочно мерцающим взором, взволнованные твоим высоким, вольно колышущимся бюстом, круто вылепленным торсом… Они мечтают удержать в памяти изящество твоего точеного стана, рисунок твоих танцующие ягодиц, контуры выпуклых икр…"