Джеффри Примроуз - Строго по инструкции

– Ну а как же… – с колотящимся сердцем сказал Егор и, увидев, что она заперла дверь на щеколду, слез с велоэргометра и направился к ней…

Теперь, сидя перед экраном, он снова возбудился, наблюдая за тем, как Римма, раздевшись, демонстрирует им прикрепление датчиков на теле.

– Самое главное – правильно установить фаллоскоп, – объяснял им доктор Омерзян. – Вот этими зажимами необходимо закрепить световод, затем подводишь вульвовизор, состоящий из миниатюрной телекамеры, и разворачиваешь объективом вперед, крепишь вспышку…

– Да вы что, совсем офонарели? – сердито закричала на него Маша. – Вы что, изнутри меня решили сфотографировать?

– Но поймите, нам необходимо узнать, как влияет невесомость на репродуктивные функции матки. Это чрезвычайно нужный для науки экспери…

– Черт бы вас побрал со всей вашей наукой! – рассерженно оборвала его «Позитрон-2». – Вы бы хоть у американцев поучились. Они вон все свои эксперименты сперва на животных попробовали. А нашим ученым, что? На людях дешевле выходит?

– Американцы тоже пробовали провести аналогичный эксперимент с шимпанзе, но он у них провалился. Обезьяны никак не желали спариваться во время сеансов связи.

– Да куда уж им, – покачал головой Егор, – они ж беспартийные…

– Да погоди ты! – прикрикнула на него коллега и вновь обернулась к доктору. – Вы что же, за всем этим подглядывать собираетесь?

– А как же! – горячо заверил ее Омерзян. – Не только наблюдать, но и запишем на плёночку, сохраним, так сказать, для истории. Помните, что бы ни произошло, мы всегда будем рядом и поможем, где надо добрым словом, где – советом. Наша Советская Родина нигде и никогда не покинет своих питомцев! – на прощание сказал им жизнерадостный доктор.

– Тогда это уже не родина, а какой-то питомник… – зло буркнул Егор в погасший экран.

Крохотная Земля в иллюминаторе была чем-то похожа на большой зеленый арбуз, плавающий в корыте с раскисшим мороженым. Егор в ту ночь спал плохо. Ему все хотелось по-человечески, по душам поговорить с Машей, объяснить ей, что не столь уж он плох и циничен, каким ей кажется, но она отгородилась от него стеной глухой враждебности и недоверия, как будто лично он, Егор, был изобретателем и вдохновителем этого дурацкого эксперимента.

Наутро, во время очередного сеанса связи с Землей, в ЦУП пригласили его жену Ирину с детьми. Привыкшая к нелегкой судьбе супруги летчика-испытателя, а затем и космонавта, она старалась держаться бодро, шутила, но взгляд ее был невесел.

«Неужто прознала про эксперимент? Или настучал кто?» – гадал про себя Егор, но уточнять не стал, от ее вопросов отделывался общими фразами.

С Ириной жизнь у него была не простая, даром, что она была женщина тонкая и деликатная, не чета ему, выпускница консерватории по классу гобоя, могла по-латыни цитировать Петрарку и частенько своей образованностью ставила в тупик мужа и его сослуживцев. Поначалу супружеская жизнь у них не ладилась и в самый разгар медового месяца чуть вообще не дала трещину после того, как Ирина во время уборки нашла крохотный металлический рифленый шарик, спрятавшийся во шве ковра.

– Нет, ты мне просто обязан сказать, что это такое? – выспрашивала она, напряженно следя за огорченным лицом супруга. – Признайся мне, это…

– Ну да… – он виновато кивнул. – Это и есть «жучок». Или «клоп».

А проще – подслушивающий микрофон. Ими тут каждый дом и каждый угол утыканы.

– Ты хочешь сказать, что они-и… они слушали, как мы с тобой… – слезы брызнули из глаз молодой женщины, она схватилась за голову.

– Да ну, что ты, Иришка, брось, не переживай ты так, – пустился он ее утешать. – Ну и что здесь такого? Сама пойми, у нас же тут сверхсекретный городок. А вдруг шпион какой сюда проникнет или вредитель? Вот наши особисты и слушают, кто, что и о чем с кем говорит. Все про это знают и языки не распускают. Ты, главное, лишнего тут не болтай, поняла? А все остальное – пустяки, дело житейское, мало ли, чем мы тут с тобой занимаемся? Они всё понимают, тоже ведь люди, хоть и работа у них такая…

Она уныло кивнула. Но с этой минуты вообще прекратила беседовать с мужем о чем бы то ни было. Перестала она и подпускать его к себе, так что медовый месяц вышел у них основательно подпорченным. Он заметил, что Ирина начала бледнеть, худеть, перестала заниматься домашней работой и все чаще сидела где-нибудь в уголке с книжкой в руках, но не читала, а всё думала о чём-то своем…

Долго так продолжаться не могло. И вот однажды, выведенный из себя выволочкой, полученной от комполка за несвежую рубашку, Егор ворвался в ванную, где Ирина принимала душ, и заорал: