Иван Яцук - Посвящение в мужчины

Темнело. На ночные стоянки мимо него шмыгали автомашины; с потными, розовыми лицами возвращались мальчишки с мячами в руках, спешили с авоськами запоздавшие женщины– мимо Антона Васильевича текла жизнь, и он радовался, что был ее частью.

Дома они поужинали, потом по очереди прочитали извещение, словно убеждаясь в надежности того, что они сегодня прочувствовали. Пока жена убирала на кухне, Бойчук снова вышел во двор. Уже стояла ночь. Вспомнилось очень далекое, еще из школы: «…тиха украинская ночь…». Она, действительно, была тиха, спокойна, величественна. Пахло ночной фиалкой, еще трещали цикады и кузнечики, и над всем этим стояло огромное небо с жемчужной россыпью звезд. Антон Васильевич поднял голову и долго смотрел вверх.

– Знаешь, Галя,– сказал он, заходя в дом,– я сейчас смотрел на звезды. Уже и не помню, когда последний раз на них смотрел. Все в землю да в землю. А знаешь, надо почаще смотреть на звезды, сколько лишнего тогда уходит от человека! Я где-то об этом читал, но сейчас убедился, как это правильно. Федя и в этом мне помог. Сегодня прямо-таки все приметы хорошие. Ну что, будем спать?

Старики улеглись спать, но заснуть долго не могли. Вспоминали былое, вспоминали детство сына, и как-то уютнее становилосьдвум людям от того, что есть еще кто-то, кто помнит о них, кто поможет, если будет очень уж трудно, позаботится об их старости и вспомнит добрым, благодарным словом после, когда они уйдут.

…Они выстрадали сына. Встретились Антон и Галя на далекой казахстанской земле. Оба– по комсомольским путевкам, первые целинники. Хлебнули всего. Свиданничать да ворковать было некогда. Перед свадьбой мечтали о большой семье, да не судьба. Морозы, неустроенность, тяжелые мешки повредили что-то в женском организме бойкой Гали, и никак не удавалось благополучно разродиться. Красивому, крепкому Антону по-дружески нашептывали подыскать жену понадежнее, но тот, молча выслушивая советы, на предательство, как он выражался, не пошел.

После десяти лет целины Бойчуки переехали в Херсон– к родителям Гали. Наверно, целебный воздух родины и отчего крова– не пустые слова. Через год родился сын. Назвали его в честь Галиного отца Федором. Когда Антон убедился, что сын жив-здоров, то объявил родителям, что будет обособляться. Как Федор Петрович ни уговаривал, зять был непреклонен:

– Хочу иметь собственное гнездо, я – не калека, не инвалид, впереди еще большая жизнь, и у сына должен быть свой дом.

Через три года отпраздновали новоселье, правда, Антон исхудал, стал горбиться, открылась язва:то ли казахстанское наследство, то ли приобретение застройщика. Но душой хозяин был спокоен. Дом– небольшой, как все тогда строили, но зато земли нарезали восемь соток в черте города, хоть и на окраине. Бойчук устроился на заводе стеклотары по основной своей специальности– трактористом. Возил из цеха на склад поддоны со стеклобанкой, марблитом (это такая стеклянная отделочная плитка), а когда надо было, то и прицеп с мусором его трактор таскал, и много других хозяйственных, нужных дел совершил тракторист Бойчук, прежде чем отправиться на заслуженный отдых. Много похвальных слов он выслушал на прощанье и от начальства, и от своих товарищей по труду.

А в свободное время Антон Васильевич хозяйничал по дому. Это легко сказать– отпраздновали новоселье. А сколько еще пришлось приложить рук для нормального обустройства?! И забор надежный поставить, и летнюю кухню, чтоб жене поудобнее было, и веранду, и сад заложить с толком. И все не за один день, и все с оглядкой на заработанные средства. Долго копейки лишней в доме не было, несмотря на то, что и Галя опять работала ткачихой на хлопчато– бумажном комбинате, откуда она и поехала в Казахстан. Все Антон делал сам, своим горбом, экономил каждый рубль.

А Федя тем временем подрастал. Отец любил его безмерно; любил, когда сын вертелся у колен, расспрашивал о том о сем, просил показать, как и что делается. Как ни занят был Антон, а все же терпеливо показывал, как держать фуганок, как строгать доску, как обрезать яблоню и многое другое, что умел сам. Но видно не в коня корм. Не всегда Федя крутился возле отца, а только тогда, когда можно было чем-то полакомиься, когда что-то созрело.

– Папкпа, папка, смотри,– радостно кричал сынишка, глядя счастливыми глазами вверх,– абрикоска уже поспела, сбей ее мне!

Отец откладывал самую неотложную работу, брал длинную палку и долго высматривал, где же она – эта спелая абрикоска.