Евгений Плотников - Бессмертные. Путь Крови

Взвод досыпал разрешённый час. Тихое посапывание слышалось ещё из коридора, и Алиссер жалел, что ему не удалось отдохнуть. Капитан теперь не слезет с них, пока все они не достигнут нужного уровня сопряжения, а значит прощай послеобеденный сон и свободное время. Хотя он и не был против. Их будет ожидать неизвестность космоса и исполнение их долга – спокойствие человеческой цивилизации. Алиссер не видел в живую ужасов, которые приносит война и не представлял, какие необходимы силы, чтобы остановить человечество, планомерно покоряющее вселенную. Одна, две разорённые планеты – максимум, виделось ему, а дальше прибывает Объединённый Флот. Раз, два и все готово. То, что одной из разоренных планет может оказаться его родина, в расчёт не бралось, как и миллионные потери среди мирного населения.

Казарма наполнилась негромким повторяющимся звуком «уууооо». Алиссер присел на стул, стоящий рядом с его кроватью, ожидая, когда остальные приведут в порядок внешний вид и свои спальные места. Кровать Прита стояла рядом. Он резко соскочил при звуках подъёма. На нем было лишь нательное белье. Парень ловко натянул штаны, просунул правую, затем левую руку в рубашку. Пальцы работали быстро и все десять пуговиц в один миг оказались застегнуты. Пришла очередь чёрных носков и ботинок. Присев, он натянул их поверх подштанников, засунул ноги в высокие кожаные ботинки и расправил штаны. Завязал правый, а затем левый ботинок, резко встал, расправил рубашку, заправленную в штаны, и затянул ремень из толстой, чёрной кожи. Все делалось молча, а движения хорошо автоматизировались. Прит взял со стула аккуратно свернутый, шерстяной плед, положив на его место небольшую подушку с белой наволочкой, и подсунул одну сторону под матрас. Перекинул его через кровать, приподнял матрас с противоположной стороны и подсунул плед. Тоже повторилось со стороны головы и ног. Взбитая подушка заняла место в голове кровати, став подобием пирамиды.

Последний боец вытянулся по стойке смирно рядом со своим стулом, и Алиссер отдал команду:

– Вольно, идите сюда.

Его окружили достаточно добродушные лица, ожидающие новостей. Алиссер был командиром взвода, и самым сообразительным из всех. Вероятно, последнее и стало решающим, при его назначении, ведь по физическим данным они были сильно схожи. Огненно-рыжий Бирс стоял справа от Алиссера. Парень получил в наследство от отца басистый голос и огромные кулаки, густо поросшие длинными белыми волосами.

– Рассказывай, мы кое-как уснули, хотели тебя дождаться, – прогремел Бирс.

– Бирс прав: две минуты – это кое-как, – сказал Прит и прокатился короткий смешок.

– Пришло письмо из гильдии, но не про должности. Скоро будет война и нам надо успеть до её начала соединиться с бронёй, – Алиссер сжал разговор с капитаном до нормальных размеров. Бойцы нахмурились. Первым заговорил Прит:

– А они откуда знают? В смысле гильдия!

– У них же есть Линии. Они их могут сравнить со старыми. Так-то они лишь предполагают и дают тысячу дней максимум, – ответил Алиссер, а ребята выдохнули.

– Времени полно, столько и не понадобиться, – выпалил большеносый Римен Нолерт, по кличке Плуг.

– Это же предположение, Плуг. Они сами не знают, когда это начнётся. По мне лучше бы минимальное количество дней предположили, – посетовал Прит.

– Теперь Зверь будет трясти нас, как тот корабль, на котором нас сюда перебрасывали. Всё, стройтесь и идём заниматься, – скомандовал Алиссер.

Взвод построился, Алиссер ещё раз внимательно осмотрел своих бойцов и повёл в учебное здание. Перед тем, как покинуть казарму, Прит спросил его:

– А спать то мы будем?

Алиссер ответил, не поворачиваясь к нему:

– Пока твоя струя не научиться проходить сквозь железо – нет!

Джон Рендел различал в темноте очертание её лица и голого тела. Грудь Миры часто высоко поднималась и с тихим выдохом через рот опускалась. За окном стояла ночь и лишь несколько окон горели в Здании Крови. Мне нужно быть там, думал Джон. Работать, служить человечеству, а не лежать с женщиной. Как бы упростилась жизнь, если бы все кровослужители давали обет терпимости, а не только бестраферы. Он уже не обманывал себя – чувство, испытываемое к Мире, было ничем иным, как любовью. В своём первоначальном расцвете, оно было сильно. Его тянули к женщине не только плоть, но и разум. Всё эти годы Джон боялся себе в этом признаться, но с осознанием пришло облегчение. Работа продолжала работаться, а жизнь идти дальше. Год назад это чувство представлялось иначе. Обуза, злой рок, но никак ни нечто окрыляющее, придающее сил, желания жить и трудиться.