– Потому что это он и есть. Не отправься я с тобой, ты бы точно обратно не вернулся. А так, у нас хотя бы есть шанс.
– А, ну тогда благодарю тебя, отважная Юка, что не даешь мне сгинуть и защищаешь меня. Это так мило с твоей стороны.
– Вот опять, – ответила девушка, увлеченно вглядываясь в монитор своего компьютера, – снова ведешь себя, как ребенок.
– Зато ты по-прежнему считаешь себя моей мамочкой. Не волнуйся, я уже вырос, мамочка. Я в состоянии сам справиться.
– Ну да. Как в тот раз, когда ты решил спуститься в шахту на Бетельгейзе-2.
Юноша махнул на сестру рукой и снова опустился в свое кресло.
– Это было три года назад. Много воды утекло.
– Вот именно. Помню, как текла эта вода. Если бы не Гейб, то ты бы оттуда не выбрался. Этого мало? Давай вспомним про копи, и про антенну…
– Я был совсем маленьким ребенком.
– Три года, Хан, – ответила девушка и, не отрываясь от монитора, подняла три пальца.
– В этот раз все иначе. Тогда это было просто ребячество. Вот видишь, я признаю это.
– Это уже что-то. Но все еще неубедительно. Не волнуйся, братик. Я не стану тебе мешать. Просто прослежу, чтобы ты вернулся домой в целости и сохранности. Ты стал старше, с этим я не спорю. Но и это, – она указала рукой в сторону видоискателя, на котором уже был отчетливо виден голубой шарик – их пункт назначения, – не амбар на ферме, и даже не заброшенные копи.
Он снова встал и подошел к иллюминатору, закрытому солнечным фильтром. Оперевшись руками на ребристую мягкую обшивку внешней оболочки, несколько долгих мгновений он молча смотрел на медленно увеличивающуюся в своих размерах голубую планету. Такую манящую, такую красивую и таинственную. Бурная фантазия рисовала все новые и новые картины в воображении, основанные на сотнях прочитанных книг, энциклопедий, научных и исторических статей. И все эти картины были буквально пропитаны героизмом и духом приключений.
– Признайся, – сказал он, – ты ведь всегда хотела увидеть ее своими глазами.
Юка наконец закрыла крышку своего компьютера, поднялась на ноги во весь свой высокий рост и, подойдя к брату, положила подбородок на его плечо, обняв его, для чего пришлось немного согнуть затекшую от долгого сидения перед монитором компьютера спину.
– Признаюсь. Мне плевать на нее, – прошептала она ему на ухо.
– Врешь, – сказал Хан, улыбнувшись, – это ведь наш дом.
– Наш дом крутится вокруг Бетельгейзе. Там, где нас ждет отец. Он наверно уже заглянул в ангар и увидел, что «Стрелы» нет на месте. Представляю, как он взбесится, когда узнает, куда на этот раз намылился его непоседливый сынок.
– Ничего. Он успокоится, когда увидит, что мы ему привезли. Всего-то три дня. Ну от силы четыре. Кроме того, Гейба он ведь тоже не найдет, а значит поймет, что он отправился с нами.
Она еще крепче прижала к себе брата, после чего взъерошила его и без того торчавшие в разные стороны волосы и оттолкнула от себя.
– У тебя просто удивительная способность гладко стелить, братик. Чем дольше я тебя знаю, тем больше уверяюсь в том, что это какая-то болезнь. Ты болен оптимизмом.
* * *
6 июня 1541
Ночью разыгрался шторм, каких мне прежде не доводилось видеть. Словно сама природа не желает, чтобы флагман прорвался через перешеек и пустился на всех парусах обратно в Испанию. Или же она не желает, чтобы мы вернулись к берегам нового мира в поисках того, чем не имеем права обладать. Отчего-то эти мысли не дают мне покоя. Треклятые суеверия местных дикарей так глубоко засели под коркой за эти годы, что даже молитвы не помогают избавиться от них. Каждый порыв ветра, каждый шорох листвы глубоко в лесу, каждая падающая капля в пещере непременно должна что-то значить. И от этих треклятых знаков никуда не деться. Как избавиться от этого? Господь всемогущий, убереги меня от этих нечестивых мыслей. Веди меня вперед, направляя лишь своим светом. Слишком часто этот новый мир испытывал мою веру, закаляя волю. Я видел, что бывает, когда человек утрачивает свою веру, видел, как он сбивается с пути истинного, погружаясь во тьму. Здесь со мной много тех, кто навсегда изменился. Я тоже стал другим там, на белоснежном песке Масатлана, но отчего-то все люди меняются по-разному. Так хрупка человеческая душа, так легко очернить ее. Достаточно лишь обагрить руки кровью, какие бы мотивы тебя не вели вперед на этом ужасном пути. Кровь на руках навсегда меняет человека, вот только угадать, какими будут эти изменения, мы не в силах. Я справлюсь, обещаю тебе. С твоей помощью. Хоть и понимаю, что изменения еще ждут меня впереди. И даже тогда, когда вскоре моя нога снова ступит на эту блаженную землю, я сохраню чистоту своей души, чтобы, коль предоставится мне шанс предстать перед тобой, она не была очернена злодействами, подобными свершаемым моими братьями. Многие из них настолько озлобились, что им уже нельзя возвращаться домой.
Читать дальше