Павел Хохлов - Самый долгий рейс

Он понятия не имел, как проникнуть внутрь. Может вызвать на помощь Марко? Опасности вроде бы нет. Но рисковать он все же не хотел. Кто знает, что таит в себе эта погибшая много лет назад станция.

Рассел решил проверить работу инфракрасных сенсорных датчиков, благодаря которым открываются все двери при приближении человека, если только они не закодированы. Он мало в это верил, но у него не оставалось другого выбора. Тем более что проверить это было не сложно. Когда он подошел к дверям, они резко, с шипением открылись, подняв столб вековой пыли, сквозь которую светил фонарь. Вздрогнув, он отпрыгнул назад.

– Командир, что случилось! – Испуганный голос Марко напугал капитана повторно.

– Все хорошо. Я вхожу в отсек управления.

– Не пугай меня так больше! Ты кричал как женщина увидавшая мышь!

– Не может быть. – Рассел знал, что Риццо шутит. Он всегда шутил, чтобы разрядить накалившуюся обстановку. И ему это удавалось. Рассел даже представить себе не мог, как бы добрался сюда без поддержки второго пилота.

Медленно, освещая путь перед собой сквозь тьму и оседающую пыль, он вошел в центральный отсек управления. Здесь, насколько можно было судить в скупом свете фонаря, было чисто. Не было видно останков человеческих тел, следов борьбы. Через панорамное окно мирно светили звезды. Казалось, перешагнув порог, он очутился совсем в другом мире. Возможно, так оно и было.

Первые признаки того, что станция еще жива, он увидел не сразу. Лишь подойдя вплотную к приборам и заглянув за спинку одного из кресел, капитан заметил тусклый свет, льющийся из монитора одного из компьютеров. Периодически, на нем, строкой пробегала информация о полете. Отчет системы жизнеобеспечения показывал стабильный, умеренный радиационный фон, система вентиляции отсеков и регенерации кислорода пока находилась в спящем режиме. На станции некому было дышать. Это еще раз доказывало, что он здесь один. Через небольшой промежуток, крупными буквами пробегала другая информация, вернее инструкция, которую он пока не мог понять. В ней говорилось «АКТИВИРУЙТЕ РАБОТУ ВСЕХ СИСТЕМ!» Немного левее, мигала красная кнопка, защищенная стеклянным панцирем от случайного нажатия. Под ней, такими же большими буквами было написано «АКТИВАЦИЯ».

Фрэнк Рассел погрузился в раздумья. Стоило ли нажимать на эту красную кнопку? Конечно, на кнопку самоуничтожения всей станции это не походило, но все же? Он отошел в сторону и решил изучить центральный отсек, насколько позволял фонарь. Всю лицевую часть полукруглого зала занимала аппаратура, выполнявшая всевозможные функции управления и жизнеобеспечения станции. Большое смотровое окно предоставляло прекрасный обзор работавшим здесь людям. По всей длине кресла с высокой спинкой для дежурных сотрудников. На спинке одного из таких, стоявших в центре, Рассел прочел надпись, которую не разглядел сразу – «Капитан Бейнбридж». Он подошел ближе, уже более внимательно изучая обстановку. Над черной, потрескавшейся от времени кожей, которой было обито кресло капитана, белели кости черепа. Скорее всего, его самого. Капитан разглядывал останки своего коллеги и пульт, за которым тот сидел, удивляясь, как не заметил его сразу, когда подходил к монитору в первый раз. Капитан был при полном параде, если так можно выразиться. Да, его форма истлела, но на ней еще висели ордена и медали, каким-то чудом держась за прогнившую ткань. Его фуражка лежала на полу, рядом с ним. Похоже, она слетела с головы, так как его тело было наклонено именно в эту сторону. В области виска зияла большая дыра, от нее радиально расходились крупные трещины по всей левой стороне черепа, едва прикрываемые сильно поредевшими волосами, цвет которых определить было уже невозможно. В противоположенной стороне кресла от фуражки, лежал пистолет под свесившейся рукой. Капитан Бейнбридж покончил жизнь самоубийством. Это было даже не предположение, слишком очевидная картина, даже для такого далекого от криминалистики человека, как Фрэнк Рассел.

Чтобы подробно изучить бортовые записи и выяснить, что здесь произошло, он решил переложить останки капитана на пол. Но стоило его коснуться, как тот рассыпался, разрывая хрупкими, ломающимися костями, остатки истлевшей формы. Ордена и медали глухо стукнулись о пол.

– Простите, капитан Бейнбридж. – Сказал Рассел, садясь в его кресло. – Вы должны меня понять.

Ему было неловко, он чувствовал себя вандалом, вором и мародером одновременно.