Грег Бир - Псы войны - пробуждение Ареса

Мы допиваем оставшуюся воду и с наслаждением отливаем в приемники регенераторов. В нос бьет резкий запах мочи. Вполне терпимый, когда принюхаешься. Наша палатка воняет как сортир в русском борделе. Впрочем, не надо плохо о русских. Они спасли нам жизнь этой ночью.

Холодный механический голос, раздающийся из динамиков, говорит что-то по-русски. Казах переводит. Нас предупреждают, что запасы воздуха подходят к концу.

Снаружи уже светает.

Пора в путь.

К утру сильно похолодало.

Мы надеваем шлемы и опускаем экраны. Один за другим изумленно приподнимаем брови — никто из ангелов не подает голос. Лазерная связь отсутствует — очевидно, в небе над Марсом просто не осталось наших спутников, поэтому у ангелов нет новостей — ни хороших, ни плохих. Никаких. Им нечего сказать, и они молчат.

Мы по очереди протискиваемся наружу и совещаемся, что делать с бесполезной теперь палаткой. Решаем бросить ее как есть. Зарывать палатку в землю бессмысленно — ортштейн слишком твердый, а сжечь ее мы не сможем, ведь для горения нужен кислород. К тому же палатка пролежала тут целый месяц, и если бы кому-то было до нее дело, ее бы уже десять раз обнаружили. Похоже, всем плевать.

Потерянный, мать его, патруль.

— Мы по другую сторону от сражения, — предполагает Ними.

— Так и есть, — соглашается Диджей. — Скажи нам что-нибудь клевое, мастер-сержант Венн. Обнадежь нас.

— Было б чем, — хмыкаю я. — Мы остались без командира, все что мы можем — слоняться по округе в поисках воздуха, еды и питья. Хотя лично я пока не голодный.

Я наблюдаю за реакцией Мишлена, затем перевожу взгляд на Ви-Дефа. Сквозь экран лица толком не разглядеть, но могу поспорить, он расплылся в своей обычной идиотской ухмылке.

Мы снова и снова обшариваем глазами небо. Космо-фреймы и другие орбитальные объекты превосходно видны из любой точки Марса, особенно в предрассветных или закатных сумерках, когда углы и контрастность оптимальные. Но этим утром на небе нет ничего кроме алмазной россыпи звезд. В воздухе ни пылинки — на потепление можно не надеяться.

Я смотрю на запад, потому что у меня чешется левая рука, а это как раз западное направление. Коричневое пятно по-прежнему маячит к северу от нас. Слишком далеко, чтобы добраться до него, но нужна же нам хоть какая-то цель.

Я касаюсь шлема Тека.

— Ты у нас глазастый, посмотри-ка, что там?

— Песчаный дьявол.

— Со вчерашнего дня?

— Если не он, тогда что? — спрашивает Диджей.

— Красотка на «фиате». Везет нам холодного пивка, — дурачится Казах.

— Да все что угодно: обломки сбитого фрейма, «спящий» фонтан… Мало ли вариантов.

— Муравьишки, — убежденно говорит Ви-Деф, подразумевая антагов — антов.

Солдаты всегда дают врагу кучу прозвищ. Ребятам вроде Ви-Дефа за радость придумать кому-то кличку.

— Очень может быть, — соглашается Казах, — но почему они до сих пор не заявились сюда и не раскатали нас под орех? Лень, наверное, топать в такую даль ради того, чтоб нас прикончить…

— Выясним, — Тек обрубает его на полуслове.

Тек привык, что все его слушаются — скажет, как отрежет. Ними и Мишлен идут первыми, мы следом. Я оглядываюсь на палатку. Вчера — бесценное сокровище, сегодня — груда хлама. Тонны ненужного барахла по всей планете изо дня в день покрываются марсианской пылью. Когда-нибудь его отроют и продадут с аукциона. А уж мы позаботимся, чтобы это был «Сотбис», а не антаговский интернет-сайт. Ха-ха.

Настроение хуже некуда. Предел мечтаний — найти еще одну палатку. Глупо надеяться на лучшее, еще глупее — верить, что скоро нас подберет космо-фрейм.

Вероятно, воздух и вода закончатся прежде, чем мы дойдем до бурого пятна на горизонте. Но может быть, на эту равнину регулярно сбрасывают припасы для свежеприбывших десантников, тогда мы сможем по цепочке перебираться от одной палатки к другой. Таинственный путь пилигримов, дарующий несколько дней жизни, — уже слишком щедро для нас, и мы не смеем молить бога о большем.

Встречать рассвет на Марсе — удовольствие сомнительное, и я охотно променял бы его на горячий душ, если бы, конечно, нашелся безумный мечтатель, согласившийся на эту сделку.

Несколько десятков лет назад группа таких идеалистов прилетела на Марс и начала обустраивать Красную планету: строить «хомячьи лабиринты», рыть цепочки «кроличьих нор». Отныне Марс — их дом и принадлежит только им, заявили они. Их прозвали маскианцами — в честь легендарного изобретателя и инвестора Илона Маска. Я знаю о нем немного, читал только, что Маск — убежденный вегетарианец, создал систему электронных платежей, проектировал машины и космические корабли и десятилетиями боролся за космическое лидерство с компаниями «Blue Origin» Джефри Безоса и «Virgin» Ричарда Брэнсона. Хотя мечта о колонизации Красной планеты воплощалась в жизнь совместными усилиями, история сохранила только имя Маска. На протяжении двадцати лет колонизаторы пересекали космическое пространство и высаживались на Марс, а потом миграция резко прекратилась — процветающие поселения не могли вместить всех желающих, а в остальных свирепствовал голод, приводивший порой к ужасным последствиям — как некогда в Джеймстауне [8] Джеймстаун — первое постоянное английское поселение в Америке. В 1609 году продовольственное судно, направлявшееся в Джеймстаун из Англии, потерпело крушение, и город остался на зиму без продовольствия. Разразился массовый голод, который привел к людоедству. .