Ирина Никулина Имаджика - Все пути твои святы

Виктор залюбовался фигуркой Мэри. Осиная талия, широкие плечи, порхает по кочкам, как кошечка. И кто ее такую тонкую взял в буржуйскую армию? Сейчас комбинезончик сбросит, рыжие вихры свои расправит, улыбнется голливудской улыбкой и станет всем светлее на Черной.

– Сигаретка есть, кучерявый?

Голос ее прозвенел громко и весело, хотя и знал Виктор, что показуха все это. Не весело ей на душе ни капельки. Совесть что ли мучает за того подонка… Потер свою бритую голову и стал вспоминать английский, чтобы не пасть лицом в грязь. Как же там на сленге? Но ничего толком не вспомнил, только кивнул хмуро и по карману похлопал, вот, мол, тут наш ключик к побегу, не волнуйся. А потом и вовсе взгляд опустил.

Глупо как-то получалось каждый раз. Макс с ней спокойно общался, Философ тот вообще ковриком шелковым стелился, комплементами усыпал, да анекдотами вызывал этот звенящий легкий смех, похожий на птичью трель. Даже профессор брал ее за руку и уводил в сторону, чтобы поделиться своим, чем-то важным, из области механики или физики. Все с ней болтали как обычно, как с нормальным членом команды. Только Виктор вдруг становился весь красным, как от натуги, что-то лопотал неразборчивое на английском, зачем-то вставлял немецкие слова, прочно засевшие со школьных уроков, и потом умолкал, надувшись как индюк. И так каждый раз. Когда по делу говорили, он увлекался и даже бывал красноречив, но дальше этого никак не шло.

Лежа ночью в железном брюхе, Виктор размышлял о своей дурацкой застенчивости. Может, дело было в том, что уже три месяца у него не было секса? Так ведь у всех не было… Под пристальным взором Страуса и речи не было даже просто томление свое пережечь, лишнее стравить, не то что нормальный секс себе устроить. Вспомнилась ему общага. Два курса на физмате успел отучиться, пока игиги свои тощие жопы на Землю не притащили. Напротив общаги был корпус дизайнеров, там такие барышни по вечерам дефилировали, что игиги сначала приняли их за инопланетянок. С тремя такими красотками Виктор романы и закрутил, причем одновременно. Только когда они его на обмане поймали, скандал был.

А еще Наташа была. Сердце сильно волновала и прочие органы. Он даже жениться подумывал, да только отец, как услышал про свадьбу, так нашикал, что все желание испарилось. В общем, женщин он не боялся, а вот Мэри… Она была особенной.

Убила офицера, своего командира за издевательство над инопланетянином. Статья 151, неподчинение и бунт. Занесло их в дальний сектор, на самую окраину, а там планета неоткрытая. На карте ее нет, на радаре возникла, как черт из табакерки, выскочила прямо перед звездолетом. Они высадились, все по уставу армии. Образцы в сумки, радиомаяк, пробы воздуха, земли и живности. Все бы хорошо, но заметил кто-то деревню под горой.

И тут бы уставу последовать, покинуть планету и сообщить, куда следует, чтобы приехали те, кто с чужими общаться умеют. Так нет же, командир этот, ублюдок, «Давай – говорит, – пойдем, посмотрим». И повел отряд в деревню, а там зверушки жили, черненькие, маленькие. Их потом по всем каналам показывали. А на шее у каждого, чтоб вы думали? Чистейший криптолит, карат по десять. Ну и сорвался командир, жадность у него проснулась, у сволочи. Давай срывать бирюльки с туземцев, да пинки им давать, не придерживаясь межпланетной конвенции. А одного так пнул, что тот тонкие свои косточки переломал. В общем, нахамил в межпланетном масштабе.

Тогда Мэри и дала очередь по ногам ублюдку. Палец ему отстрелила, потом автомат бросила и сама сдалась. Вот из-за этой ерунды ей и припаяли десять лет на Черной. А командир умер вскоре, заразился через рану местной бактерией. И понеслось, поехало: бунт, не подчинение, убила своего командира… «Да я бы, – подумал Виктор, – по роже его наглой съездил и все, чего пули зря тратить». Впрочем, женская душа – потемки.

– Эй, уснул что ли, Виктор?

– Так, задумался. Готова?

– Всегда готова. Макс подошел?

– Нет еще, ждем. И профессора тоже.

Он обернулся, потому что Стефан его за рукав робы дернул. На тропе профессора шевельнулись тени, что-то тяжело вздохнуло и из зарослей выполз, пятясь задом, бледный и совсем седой профессор Янакин Борис Натанович. Сопел он как пандорский грак после случки, шума производил, как военный танк времен второй мировой.

– Борис Натанович, ну что же вы опять… – Виктор закатил глаза, едва сдерживаясь, чтобы не ругнуться. – Ну разве ж так можно, ну в бога вашу…

– Да не могу я, сынок, жарко мне.