Борис Наумов - Сонный человек разбушевался

– Я пойду с тобой в твой институт и докажу им, что ты ни в чём не виноват. Так сложилась жизнь. И пусть они не валяют дурака, а восстановят тебя на твоём прежнем месте.

Алекс давно добивался возвращения к брату прежней кипучей энергии, ощущения любой несправедливости и немедленного вступления в борьбу для её устранения.

– Отлично, – довольно улыбаясь и глядя в глаза Анатолию, Алекс, не только не стал отговаривать брата от его намерений, но и сделал видимость, что тот принял правильное решение. – Только давай сделаем это чуть позже.

– Почему, Лёша? Ведь ты тоже, как и я, любишь своё дело, и приносишь обществу немалую пользу. Я не могу на это безобразие смотреть спокойно.

Этот разговор и ещё много подобных бесед убедили Алекса в том, что Анатолий почти излечился от своего недуга, а его депрессия полностью исчезла. Он с удовольствием ходил на работу и не заводил больше с Алексом бесед по поводу отсутствия интереса к жизни и безнадёжного одиночества.

– Ты знаешь, Толя, я завтра поеду домой. Действительно, мне надо обустраивать свою жизнь, чтобы не быть здесь у тебя нахлебником.

– Как тебе не стыдно? Ты – нахлебник! Да живи, хоть сто лет у меня. Мне только на пользу это идёт, да и тебе, думаю, тоже.

– Да, я согласен. Но, как ты раньше говорил, надо восстанавливать справедливость и добиваться моего восстановления на прежней работе.

– Вот это верно. Молодец. Приветствую. Хочешь, и я поеду с тобой? Мы вдвоём горы свернём. Хочешь?

– Нет, Толечка. Мы с тобой уже однажды пытались горы свернуть, да, к сожалению, не получилось.

– Не надо мне напоминать об этом, Лёша. Оно навсегда останется тёмным пятном в моей жизни.

– Да, да. И в моей тоже. А ты знаешь, мне в последние две-три ночи снова начали сниться путешествия в иные миры.

– Да ты что? Ты правду говоришь?

– Конечно. Я и сам с первого разу не мог поверить этому, но, после второго и третьего раза всё встало на свои места.

Анатолий сначала сник и задумался, а потом осторожно спросил:

– Ты бывал там же?

– Где там же?

– Ну, ты сам понимаешь.

– Нет, Толя. Кажется, это тоже был параллельный мир, но, совсем другой. Не наш!

– Жалко. А то я хотел бы тебя попросить…

– Толик, забудь, с тем миром у нас всё покончено.

– Очень жалко. А мне он часто снится. Нет, я не правильно говорю. Не снится, а видится наяву, когда я не сплю, а думаю, думаю, думаю.

– Я тебя понимаю, братишка, но увы… что было, того не вернёшь.

Братья замолчали. Каждый из них думал о своём. Хотя, нет. Оба они думали об одном и том же, но, совсем по-разному. Анатолий видел, ощущал, обнимал, разговаривал только её и только с ней. Всё остальное виделось ему как фон, среда, место происшествия. Алекс же воспринимал всё в целом, как кусок, отрезок своей жизни со всеми, происходящими в ней событиями и персонажами.

Алекс попрощался с братом и с какими-то смешанными чувствами помчался в свой город навстречу неизвестности. По дороге он размышлял о том, каким он увидел Толика и мысленно, нескромно поблагодарил себя за то, что сделал большое дело, выведя любимого брата из депрессии. Он надеялся, что Анатолий уже не будет непрерывно страдать и думать о потерянной жизни. Работа, друзья, старые привычки и обычаи надёжно будут сдерживать его от дурных мыслей и панического настроения.

На смену этим мыслям Алексу приходили в голову воспоминания о «том» времени и разные реальные и, не очень, прямо скажем, фантастические планы, на будущие годы.

Сновидения нескольких последних ночей не выходили у него из головы. Что-то мешало ему сосредоточиться и в целом сохранить содержание каждого видения. То эти последние картины всплывали в памяти, как самостоятельные события, то они накладывались и смешивались с прошлыми, уже пережитыми жизненными историями. Трудно было разложить всё по полочкам, да, к тому же, многое увиденное во сне, после пробуждения забывалось и искажалось. Алекс размышлял, стараясь с учётом прошлого, привести всё к какому-то единому знаменателю, а точнее, к единому содержанию.

Длительность поездки от брата до дома Алекса продолжалась чуть более трёх часов. Всё это время он, почти не отрываясь от окна вагона, ломал себе голову, пытаясь упорядочить мысли и разложить по мозговым полочкам разные события и видения. Частично это ему удавалось сделать, но, в целом хаотичность и сумбурность всего пережитого за последние дни и ночи оставалось за пределами понимания и требовало ещё длительных размышлений на более благоприятной почве.