Т Флорео - Я вернусь

Пройдя третий раз мимо запомнившегося огнетушителя рядом со знаком DH-02, Юра понял, что заблудился. Станция явно не была рассчитана на то, чтобы упростить навигацию посторонним. В ее коридорах царила безликая утилитарность, редкие таблички – написаны непонятными для непосвященных сокращениями. И, как назло, под вечер сектор опустел, спросить не у кого.

Зато было время подумать, о том, что произошло. Хотя, если поразмыслить, не произошло ничего. Поговорил с красивой, интересной девушкой, и только. Да и поговорил-то недолго. И завтра с ней поговорит. И еще много раз с ней поговорит, за полтора месяца-то. Только вот, почему-то, все никак не мог согнать совершенно идиотскую улыбку с лица.

Лязгнуло неподалеку железо открывшейся и закрывшейся двери. В гулком пространстве послышались редкие телеграфные точки шагов. Кто-то идет. У кого-то можно спросить дорогу.

Навстречу ему шла женщина – знакомое лицо, знакомая строгость. Та самая, с которой он, не так давно, ехал в лифте.

– Я извиняюсь, не подскажете, как попасть отсюда в столовую?

Женщина посмотрела на него непонимающе. Юра повторил вопрос по-английски. Она нахмурилась. Указала на дверь справа от них.

– А. – И не нашелся что еще сказать. Женщина посмотрела осуждающе, и прошла мимо.

Так, Кир говорил, что будет неподалеку. Попробуем соседнюю дверь, вот эту, с табличкой RR-02.

В комнате для отдыха было не так уж много вещей, предназначенных именно для отдыха. Скорее наоборот, она была заполнена тренажерами, стоящими лицом к мертвому сейчас зеркально-черному экрану на стене. Опираясь на сиденье велотренажера, стоял Кир, повесив голову, задумчиво сверля взглядом пол. В руке у него была белая пластиковая фляга, на дне которой перекатывалась узкая полоска темной жидкости.

– Кир… – позвал его Юра.

Тот встрепенулся, обернулся к вошедшему. По бессмысленному блеску в глазах, по разболтанному движению головы, по окружающему его облаку спиртовых паров, с ноткой жженого сахара, было ясно, что он пьян. Причем, тем самым ромом, что они пили перед подъемом. Точнее Юра пил, а он, видно, переливал незаметно в флягу. Когда только успевал. Правда, художник тогда был полностью поглощен предстоящим подъемом, так что не заметил бы и прошедшего мимо карнавала, не то что скрытной запасливости алкоголика. Заодно и объяснилась Кирова твердая походка там на пляже. Правда все равно не совсем понятно зачем ему это все понадобилось, сам себе не мог купить? Зачем было Юру подпаивать? Только, чтобы выпить за чужой счет? Платят им тут мало, что ли?

– Правила нарушаешь?

– Правила, молодой человек, созданы для того, чтобы их нарушать.

– Дальше что, будешь курить в открытое окошко?

– Пробовал. В вакууме затянуться нельзя.

Юра встал напротив, тоже оперся на какую-то машину.

– Юр, а тебе не кажется что все это зря?

– Что именно?

– Вот это. – Кир широко взмахнул рукой. – Лифт, станция, космос.

– Нет.

– А мне иногда кажется. Мы еще столько всего на Земле не решили. И вот снова, идем покорять дальние рубежи, вместо того, чтобы навести порядок в старых. И потащим все беды за собой. Это просто попытка к бегству. Шаг влево, шаг вправо, расстрел. Но от себя-то не убежишь.

– Я как раз думал об этом, пока мы поднимались. Нет, Кир. Не зря. Это все дает человечеству мечту о завтрашнем дне. Мы почти сотню лет жили без такой мечты, с тех пор как прошлая космическая эра зашла в тупик. Сто лет назад каждый комсомолец знал, именно знал, без всяких сомнений, что если уж не он сам, так его дети будут бороздить просторы вселенной. А последние пятьдесят лет? Максимум, что мог думать о будущем обыватель – что он будет жить, пока не помрет. А мечтать – только о том, что телефоны станут круче, и может удасться совсем отключиться от реальности, уйти в виртуальный мир. Это же были новые темные века. Только в средневековье можно было, хотя бы, ждать неизбежного второго пришествия, апокалипсиса. А в наш век, даже помечтать о конце как-то не выходило. Неоткуда было ему явится. Вот и оставалось ковылять в серое, скучное будущее, в котором ни хорошего, ни плохого.

– Раньше было лучше. Старая песня.

– Ты меня не слушаешь, я тебе как раз о том, что сейчас лучше, чем было еще недавно. И да, песня старая, но хорошая. Да, было лучше. Знаешь, почему? Потому что раньше была планка. Культурная, духовная, были какие-то стандарты. Была церковь, которой стыдно было бы перед Богом упасть лицом в грязь, поэтому они строили соборы, расписывали их фресками и пели в них невероятной красоты гимны. Была аристократия, которой нужно было отделить себя чем-то от смердов и чем-то убить время. И она строила прекрасные замки и дворцы, писала великие романы и поэмы. Потом церковь и аристократия измельчали, выродились, вымерли. Но им на смену пришел прогресс, пришли идея и идеология. И в них тоже верили, и они тоже не давали человечеству совсем опуститься. Верили, что если уж не светом далеких звезд, так вспышками ядерных взрывов, но грядущее все-таки будем ярким. Но ничего не случилось. Космические программы почти свернули, большой войны избежали, прогресс замедлился, идеи и идеалы потускнели. Никто не стремился через тернии к звездам, никто на них даже из канавы не смотрел. И остался только скучный, серый, маленький человек, под стать времени. Обыватель-потребитель. Которому ничего не нужно, кроме полного корыта и теплого места в свинарнике. Идеальный гражданин. И вот скажи, дорогой друг, много ли проблем может решить такой человек? Я даже не говорю о проблемах мировых. Я имею в виду, может ли он, хотя бы, со своими собственными бедами справиться? Нет, куда ему. Для этого пришлось бы с дивана встать. И вот, когда забрезжил наконец новый рассвет, что ты говоришь? “А не зря ли это?”! Нееет, Кирюша, не зря. У нас теперь есть новая планка. Очень высокая, тридцать пять тысяч километров. У нас снова есть светлое завтра.