Феликс Бабочкин - Луна-16 [litres самиздат]

–Если долго глядеть на луну, можно стать идиотом,– процитировал Феликс генерала Иволгина из «Особенностей национальной охоты».

–Мне пора,-поднялся Миловидов и сразу же ухватился за спинку стула.– Расслабился. Не будете ли так любезны, Феликс Иванович, довести меня до автобусной остановки? Сейчас я живу за городом, на даче.

Однако Бабочкин не стал рисковать- вдруг Поликарпу Матвеевичу станет плохо в общественном транспорте. Вон сколько коньяка выпил. Хоть и очудачился конструктор, но это не повод его осуждать и поступать по отношению к нему непорядочно. Еще неизвестно, что станется с Феликсом в таком возрасте. Если конечно доживет. Если из него раньше времени не выпьют всю кровь всякие Алисы Бурцевы.

Вызвал такси и вскоре они уже были в предместье города. Возле одного из деревянных домов под № 15, заросшего за забором соснами и яблонями, а перед ним сиренью и боярышником, профессор попросил остановить машину. Дом был розового цвета, с высокой, покатой крышей, крытой зеленым андулином, большими окнами и двумя башенками по бокам. Он напоминал теремок из какой-то сказки. Широкая, плоская веранда была увита диким, а может быть и настоящим виноградом. Когда Феликс довел профессора до калитки, Поликарп Матвеевич взял его за руку.

–Знаю, Феликс Николаевич, вы думаете, что я сошел с ума. Возможно и так. И всё же поговорите с Анной Петровной, это очень важно не только для меня. Сами потом всё поймете. Объедините осколки камня. Дачный дом Кернов через две линии отсюда, с синим резным крыльцом и широкой, как шляпка шампиньона, мансардой. Не ошибетесь. Скоро увидимся.

После этих слов профессор крепко обнял Феликса. Только бы целоваться не полез, подумал журналист. Нет, нельзя пожилому человеку пить столько крепких напитков. Но целоваться Поликарп Матвеевич не стал. Он внимательно поглядел на Феликса и Бабочкину показалось, что на глаза старика навернулись слезы.

Профессор почему-то вдруг поморщился, будто надкусил зеленый лимон, резко развернулся и скрылся в густом, благоухающим свежестью и наливающимися плодами, саду.

Неделю к ряду Феликс писал «кирпич»– черновой вариант нового сценария о процессе над советскими валютчиками 1960 годов и совсем забыл о профессоре. А в субботу утром он открыл ноутбук и обомлел. В первых строках ленты новостей сообщалось о смерти «одного из выдающихся конструкторов космической техники в СССР, создателя буровой установки для межпланетных космических станций «Луна-16, 20 и 24» Поликарпе Матвеевиче Миловидове. Бабочкин даже нервозно зачесал коленку.

Конечно, если разобраться, думал Феликс, в этом нет ничего странного, конструктор сам говорил, что скоро его корабль войдет в плотные слои атмосферы, поэтому и назначил встречу, передал ему камень. Камень…

Он открыл ящик письменного стола, вынул коробочку с кусочком «антрацита». Вспомнил слова Миловидова- «не доверяйте камню слишком, особенно в полнолуние. В эти дни он дает странные советы. И вообще, не глядите на него долго».

Рассмеялся грустным смехом. Да, какими бы великими не были люди, какими бы грандиозными делами не занимались, а финал у большинства смешной и жалкий. Вообще, нет ничего великого, все это лишь человеческие фантазии. Бабочкин часто вспоминал, как брал интервью у известного ученого Самойлова в институте Молекулярной генетики по поводу царских останков, найденных под Екатеринбургом. Только что в Англии закончилась их генетическая экспертиза. Она подтвердила их принадлежность императору и его семье. Самойлов вывалил на стол из обычной обувной коробки груду костей, взял одну из них в руки. «Вот эта часть бедренной кости, а теперь нет никаких сомнений, принадлежала императору Николаю Александровичу,– сказал он.– А эти останки,– открыл ученый другую коробку,– Александры Федоровны и царевны Марии». Тогда Феликсу стало дурно. Нет, не от вида человеческого праха, а от того, что нечто великое, непостижимое, грандиозное, о чем и ком он с трепетом читал в учебниках истории, стало тленом, мусором, валяющимся теперь на лабораторном, пахнущим химикатами, железном столе. Вот она, история человечества от «а», до «я», от рассвета до заката. Да, нет ничего великого, наверняка и наша вселенная ничем, по сути, не отличается от других вселенных. Великое только одно – физико-химические процессы, происходящие в пространстве. Движение ради движения, жизнь ради жизни.

Бабочкин вернулся из глубин своей памяти, почесал теперь подбородок, открыл коробочку. Внимательно рассмотрел осколок. По форме он напоминал Скандинавский полуостров с Норвегией и Швецией, а часть Финляндии, вероятно, находилась у Анны Петровны Керн. Он вдруг почувствовал тяжесть в глазах и как будто пространство между ним и камнем стало вязким. Попытался убрать взгляд с осколка, но сразу не смог. И только с усилием сделать это ему удалось. Что за чепуха?– засопел Бабочкин и вновь взглянул на камень. Теперь он отчетливо услышал комариный писк, такой же как ему послышался в кафе «Мотылек».