Курт Лассвиц - На двух планетах [litres]

Перед ним в лунном свете возвышалось незнакомое строение неведомого стиля. Он увидел крышу и над нею верху верхушки странных деревьев, и как необычайно ложились тени! Зальтнер попробовал наклониться вперед, поднять голову. Поистине, там в небе светило две луны, и лучи их перекрещивались. На Земле никого подобного не могло быть. Нет, это не картина – живопись не могла создать таких световых контрастов; вероятно, это транспарант.

Как бы в ответ на шорох, вызванный движением Зальтнера, ландшафт внезапно отодвинулся в сторону. В глубоком кресле сидела женщина и огромными смеющимися главами смотрела на проснувшегося. В полной растерянности уставился он на это новое чудо. Казалось, никогда еще, не видел он такого прекрасного женского лица. Он хотел быстро подняться и тут впервые оглядел себя. В то врем, как он лежал без сознания, его, по-видимому, вымыли и переодели в свежее белье. Широкий халат из неведомой ткани окутывал его.

Женщина протянула руку и повернула одну из рукояток прибора, стоящего перед нею на столе. В то же мгновение Зальтнер почувствовал, точно его вдруг что-то приподнимает. Он хотел пошевелить рукой, но рука откинулась гораздо дальше, чем оп предполагал. Он приподнялся с удивительной легкостью, но при этом ноги его взлетели в воздух и пришлось с неожиданной быстротой проделать несколько непроизвольных гимнастических упражнений, прежде, чем удалось достигнуть равновесия и усесться на ложе.

В это время женщина тоже поднялась и плавной поступью направилась к нему. Чарующая улыбка оживляла ее черты, и в ее чудных глазах светилось искреннее участие.

Зальтнер хотел встать, но при первом же поползновении заметил, что рисует взлететь на неопределенную высоту. Легким движением руки женщина попросила его остаться на месте. Тут только вернулись к нему способность речи и его обычная живность.

– Как вам будет угодно, – сказал он. – Вы окажете мне большую честь, если согласитесь посидеть со мною и милостиво сообщите мне, где я, собственно, нахожусь.

При звуке его слов, она разразилась тихим серебристым смехом.

– Он говорит, он говорит! – воскликнула она по-марсиански. – Как это забавно!

– Фафаголик? – повторил Зальтнер чуждый звук ее речи. – Что это за язык, или что это за страна?

Марсианка снова засмеялась и при этом с удовольствием разглядывала его, как разглядывают диковинного зверя. Зальтнер повторил свой вопрос по-французски, по-английски, по-италиански и даже на латинском языке, – этим исчерпывалось его лингвистическое богатство. Так как незнакомка, по-видимому, его не понимала и он все еще оставался без ответа, он снова заговорил по-немецки:

– Вы, сударыня, очевидно меня не понимаете, но все-таки я должен хотя бы представиться вам. Меня зовут Зальтнер, Иозеф Зальтнер. Я естествоиспытатель, художник, фотограф и член полярной экспедиции Торма, только что потерпевшей крушение, но, как мне кажется, до известной степени спасенной. Собственно говоря, смеяться тут нечему, сударыня, или как вас там зовут!

После этого, он несколько раз, указывая на себя пальцем, отчетливо повторил: – Зальтнер, Зальтнер! – Потом широким жестом указал на все окружающее и, наконец, на прекрасную марсианку.

Она сейчас же поддержала этот мимический разговор; медленным движением руки показала на себя и произнесла свое имя: "Зэ". Затем кивнула на Зальтнера и ясно повторила его имя и еще раз повторила с соответствующими жестами: "3э! 3альтнер"

– Зэ, Зэ? – вопросительно сказал Зальтнер. – Так значит, это ваше имя? Ну, а где же мы, собственно говоря, находимся?

Она показала на ландшафт и промолвила "Ну", что означало "Марс", но Зальтнеру это слово, конечно, ничего не сказало.

Зэ отошла в глубину комнаты. Зальтнер взглядом следил за ней Она двигалась легко, как витающий ангел, который не ощущает веса тела. Когда она была в тени, ее волосы светились фосфорическим блеском; казалось, над ее головой сиял венчик, как у святых.

Зэ что-то искала; но внезапно, прервав свои поиски, она воскликнула: Как я однако рассеянна! Ведь с этим торопиться нечего. Бедный бат, наверное, голоден, – вот о чем, прежде всего, нужно было позаботиться. Подожди-ка, мой бедный бат, сейчас я тебя накормлю.

Во мгновение ока у ложа появился столик, и Зэ поставила перед Зальтнером кушанье, только что для него приготовленное. Не задумываясь над тем, что ему подано, не смущаясь странной формой разложенных перед ним инструментов, Зальтнер начал орудовать ими, как ложками; он не обращал внимания на улыбку Зэ и с наслаждением потягивал через трубочку какой то напиток. Он, сам того не подозревая, был так голоден, что мгновенно позабыл обо всем окружающем и даже о присутствии Зэ.