Оливер Леоненко - Оскорбление

— Сэр, — человек в медицинской форме США навис над полковником. — Я все понимаю, но все же мы получили четкий приказ… — он отпрянул, встретившись с Мельниковым глазами.

— Слушай меня, — из речи полковника исчезли нецензурные вставки, и, похоже, не только из-за перехода на английский. — Ты собираешься убить моего человека. Моего лучшего комроты. Я объясню ему, что происходит — и не мешай мне. Как понял?

Медик молча отвернулся. Шагнул в дальний угол, поднял телефонную трубку и принялся говорить что-то неслышное.

— Так-то, — выдохнул полковник. — С твоими англичанами уже все. А сейчас… Пойми — они это делают не просто так. Ты тоже заражен, скажем так. Мы не знаем, что запускает это дерьмо, но рано или поздно оно сработает. И тогда ты сам положишь своих парней, а потом пойдешь готовить засаду на командование. Хочешь?

— Никак. Нет, — процедил Званцев. — Я понял, товарищ полковник. Задача ясна. Такая работа.

Мельников отвернулся.

— Извини, — буркнул он. — Ничего не могу. Нельзя по-другому. Сюда еле прорвался, скажем их так.

— Подождите! — врач, уже возившийся с каким-то экранчиком над головой капитана, дернулся всем телом. — А мои ребята? Как их…

На лице полковника вздулись желваки.

— Я же сказал, — выговорил он. — В расход. Всех.

— Что? — вот теперь Званцев попытался вскочить, так, что крепления жалобно затрещали, а врача отнесло прочь. Автоматчики синхронно нацелили стволы в грудь капитана. — Да какого…? Они там не были! Я, мать вашу, отослал Осипова с группой на точку еще до того, как нас взяли!

— Никакого риска, — Мельников сжал кулаки. — С "Энсона" — в изолятор. И твоих, и детишек. Скажем так, если от этого легче… Никто не мучился. Просто доза "эфтэшки" в вентиляцию.

— Суки, — Званцев не мог даже толком повернуть голову. — Что же вы…

— Никакого риска, — Мельников снова говорил бесстрастно, будто робот. — А, скажем их скажем так… Прости, — он с ненавистью посмотрел в спину врача. — Что стоим? Выполняйте свой приказ, сволочи!

Званцев рванулся в бессильной злобе. Еще, еще. Наручники держали крепко. Все, что ему оставалось делать — скрипеть зубами, глядя, как медик поворачивает маленький вентиль на ведущей к руке Званцева тонкой трубочке.

***

Капсула покачивалась теперь мягко, но безостановочно. Порой качка превращалась в едва заметную дрожь, порой их мотало от стенки к стенке. Ник уже заработал пару синяков и резонно опасался, что ими дело не ограничится.

Уверенность, с какой инопланетяне держались на ногах, раздражала.

— Вы вообще не замечаете, что нас трясет? — не выдержав, спросил он у Ш-Телл.

— Нас пять или шесть раз заставал в лодке шторм, — кратко ответила гоблинша.

Каят щелкнул.

— После тренировочной корзины это не кажется качкой, голокожий призрак, — заметил он.

Ник постарался кое-как вжаться в стену камеры, более-менее уперевшись в пол и потолок. Поскреб ногтем материал стенки. Тот слегка поддавался под пальцем, оставляющим темный след, но тут же светлел и разглаживался.

— Эй, призраки, — негромко проговорил Каят.

Ник вяло поднял голову.

— Почему призраки? — вяло спросил он. Сьюзен даже не пошевелилась.

— Старая легенда. Сказочные чудовища, что преследуют неправедных на Пути. У одних народов их описывают, как ли-ча с содранной кожей, у других — как бледных и исхудавших существ с выпавшей шерстью… Что такое? Почему ты смеешься?

Как мог, Ник постарался объяснить чужакам, кто такие гоблины и какую роль играют в сказках.

— М-да, — протянул Каят после недолгого молчания. — Итак, и у нас, и у вас есть легенды, описывающие очень похожих на нас с вами существ? Интересно… Поневоле задумаешься, в самом ли деле мы первые, кто покинул родную планету?

Ник развел руками.

— Я смотрел много передач на эту тему. Не знаю, верить им или нет.

Опустилась тишина.

Точнее, молчание.

Потому что о тишине речь не шла. Только сейчас Ник понял, что камеру пронизывает мощный утробный гул — до того низкий, что ощущается костьми, не ушами. Будто они находились внутри мощного двигателя, пущенного на пониженных оборотах.

— Слышите? — спросил он.

Каят кивнул.

— Мне это не нравится, — мрачно заметил он.

— Почему? — с любопытством уставилась на него Ш-Телл.

— Потому что мы явно внутри какой-то машины. И кажется, я знаю, чьей именно.

— И если это так…

— То сбежать с корабля Оскорбителей будет куда сложнее, чем из тюрьмы на Кольце Речи, — проворчал ли-ча. С течением времени Ник начал различать разницу в произношении его и Ш-Телл. Речь Каята изобиловала щелкающими и рычащими звуками, выговор гоблинши был гладкой цепочкой шипяще-сонорных вперемешку с гласными. Так звучал бы, наверно, финский в сравнении с итальянским — Ник не знал ни того, ни другого, но итальянскую речь пару раз слышал по телевизору, а финскую — от одного из зарубежных партнеров их фирмы.