Максим Далин - Расовая теория [СИ]

Я позавидовал. У них не падало забрало не только от злости, но и от выброса половых гормонов. Счастливцы. Мне бы тоже очень хотелось так.

Жук был со мной невероятно терпелив. Ему не повезло с семьёй — достались бестолковые теплокровные — но это не имело никакого значения: семья всё равно прежде всего. А я — член семьи, причём — младший. О младших надо заботиться, говорил Жук — кажется, имея в виду яйца и личинки.

А я слушал и думал, что у меня прекрасный членистоногий брат. И что мне надо научиться соответствовать.

Букашки долго со мной возились. Ощущалось это так, будто они откусывают по кусочку и пытаются распробовать. Я чувствовал, что Кэлнор во мне — в панике. Мечется, запертый в моём мозгу, как личинка-паразит, которую вырезают из-под кожи. Зато моё новое «я», мейнское, за этой паникой наблюдало с некоторым даже любопытством. Без страха.

Еще я наблюдал за букашками — они разные, в этом мало кто из мейнцев по-настоящему разбирается. Раэтяне — одна раса, но в одном клане-термитнике различаются касты, специализации; фья — рас несколько, между ними общего потомства быть не может, но они сотрудничают самым странным образом. Раэтяне могут жить автономно, а могут — как часть роя; фья — только своим ульем. Но все жуки — невероятно деловитые и, что меня больше всего удивило — между своими совершенно не агрессивные.

Кэлнор любых инсектоидов всегда считал агрессорами по умолчанию — а они очень спокойные. И компанейские. Мне потребовалось пожить в их жилище и хорошенько во все вникнуть, чтобы понять: к тому же дружелюбные и своеобразно красивые.

Что-то в их внешности есть от старинных механизмов — с шестернями, рычагами и поршнями, сложных и точных на свой лад. Пока я у них жил, научился ими прямо-таки любоваться.

Правда, то, что они со мной делали — операции на их манер, метаморфоз — меня здорово нервировало. Очень сильно отличалось от всего, что я привык видеть — страшно, когда в твоем организме что-то меняют насекомые, пусть и разумные. Пришлось серьёзно брать себя в руки: чтобы меня утешить, сестра-медик фья, специализирующаяся, как я понял, на гормональных изменениях во время метаморфоза, крупный специалист по этой части, сказала, что принцип перекодировки генома, который использовали мои предки, ей ясен.

— Я чую биохимический путь, — перевел Жук.

— Интересно, — сказал я, — почему она не сказала «вижу»?

— Потому что она чует, — сказал Жук. — У неё нет глаз. Очень проницательная. Наши уважают.

И жуки с Раэти развели усами в знак согласия.

Потом они делали мне инъекции чудовищным способом — и специализированный медбрат с Раэти спрашивал, очень заботливо:

— Ты чувствуешь дискомфорт?

Я чувствовал, ещё как — но не столько от препаратов, стимулирующих метаморфоз, сколько от того, что моя кэлнорская часть изо всех сил желала выбраться из моего мозга и убежать.

Зато мейнец во мне отмечал, что все это жучьё очень аккуратное и внимательное. Впрочем, что раэтяне чистоплотные до маниакальности — я уже давно знал: наш Жук чистился чуть ли не часами. Фья в этом смысле здорово их напоминают.

Букашки сделали шесть попыток перестройки моей гормональной системы. После каждой меня скручивало так, что впору было сплести кокон из паутины — а они проверяли уровень моей генетической активности.

Этот уровень сперва вообще не снижался, а потом снижался, но через некоторое время восстанавливался. Мне было очень худо, но букашки — и Жук — уверяли, что так и должно быть. Что в конце концов они доберутся до моей истинной природы — надо только окончательно уничтожить Кэлнор во мне. Под Кэлнором букашки подразумевали генетический индекс Железной Когорты.

И в итоге они добрались. И я это понял по тому, что меня перестало ломать.

Во всех смыслах.

Букашки понаблюдали меня еще немного, на всякий случай, и отпустили с миром. И я тут же сходил к человеческим врачам, чтобы проверить результат. Все-таки я опасался, что у раэтян другие критерии оценки моей опасности; недолюдям я доверял больше, ещё в первый год моей мейнской жизни они меня изучили вдоль и поперёк — всё верно поняли.

На меня сбежались смотреть из всего исследовательского центра. Читали мои анализы вслух, как поэму — или пародию — и приговаривали: «Так вот как оно должно выглядеть на самом-то деле!»

Лепила стаи, который работал с травмами наших орлов и хорошо знал меня, наконец-то объяснил простыми словами, что букашки со мной сотворили.