Макс Гришин: Проект "Орион"

Весь день ветер гнал по небу тяжелые желтые облака. К вечеру, будто прорвав громом и молнией их завесу, хлынул сильный дождь. Его крупные капли забарабанили по крыше, по запачканному изнутри копотью и пылью окну; дождь прорвался внутрь, хлюпая и булькая где-то в глубине мрачного коридора, он заливал изнутри печь, заставляя огонь в ней шипеть и извиваться, подобно змее, которая имела неосторожность забраться на муравейник. Закончился он лишь к ночи. Холодный ветер сменил направление и разбросал тучи по небу, давая свободу ярким, мерцавшим вечным светом, звездам.

Становилось холодно и как-то немного не по себе. Несколько капель воды в замаранной и пожелтевшей фляге, пустая упаковка от последней таблетки, которую он съел еще вчера утром, которую он долго вертел в руках, будто не веря тому, что упаковка уже пуста, недочитанная в тысячный раз книга на почерневшем от старости столе. Последнее полено, которое медленно догорало в печи. Его лениво полизывал огонь, языки пламени которого отражались в стволе лежавшего рядом, на столе, пистолете.

Он допил остатки воды и смахнул уже ненужную флягу со стола. Она глухо ударилась о пол, покатилась и исчезла в темноте угла. Рука медленно потянулась к пистолету. В этот раз он казался тяжелее и холоднее обычного. Последний патрон его последнего оружия, их последнего оружия… Черное дуло смотрящее ему прямо в глаз. Ведь как это просто! Собраться силами, сдавить курок и оставить все это дерьмо позади раз и навсегда! И тогда все то, чего он боялся и ненавидел, все то, чего желал и любил, исчезнет вмиг, исчезнет раз и навсегда. Вот только он уже ничего не боялся, да и… ничего уже не любил. Он криво усмехнулся и разжал руку, с грохотом роняя пистолет на почерневшую поверхность стола. Весь путь, который он прошел до этого, все то, что видел и чувствовал, все то, что пережил и переживал, те горы, в которые он карабкался, те загаженные радиацией и подорванной психикой глубины, в которые он опускался и из которых всегда неизменно выбирался живым… Он прошел его от начала и до конца. Он прошел по этой жизни так, как мог, так как должен был, так, как не суждено было пройти кроме него никому. И теперь остановиться, сдаться, сойти с дистанции, когда до финиша осталось лишь несколько шагов… нет, это было бы глупо, это было бы слишком низко даже для него самого.

Непослушные пальцы схватились за спинку покосившегося стула, он приподнялся и медленно заковылял к двери на улицу. Начала кружиться голова, тело бросало то вправо, то влево, будто он шел по палубе какого-то попавшего в шторм корабля. Он доплелся до двери и слабо толкнул ее наружу. Она заскрипела, затрещала и растворилась, обнажая темное, покрытое звездами пространство. Не было слышно ни птиц, ни насекомых (их никогда не было слышно) и лишь ветер слабо завывал где-то в искривившейся крыше. Он схватился костлявыми пальцами за стенку дома и тяжело опустился на еще влажное от недавнего дождя крыльцо. Оно кротко скрипнуло, будто приветствуя своего старого знакомого и слегка покосилось вперед.

Звезды тихо и спокойно весели над головой. Все было так, как тысячи лет до его рождения, все было так, как будет тысячи лет после его смерти. «Смерти», — подумал он про себя и как-то криво усмехнулся. Странная мысль пришла ему в голову. Что, если через множество лет какой-нибудь земной или внеземной разум, обнаружит здесь его останки и решит воздвигнуть ему памятник? Что напишет он на надгробном камне, какие даты жизни и смерти впишет в гранит? Но мысли эти были бессмысленны, ведь никто не придет. Больше уже никто не явится на эту планету. Она забыта, вычеркнута с карт, она стерта из вселенской истории раз и навсегда, как какой-то странный и неудавшийся эксперимент. Последний компаньон его одиноких лет, летавший над головой спутник, сгорел в земной атмосфере несколько дней назад, заканчивая собой целую эпоху. Несколько дней назад, точно так же, как и сегодня, сидя ночью на крыльце, он видел, как его развалившиеся обломки пролетели над темным лесом и сгорели в верхних слоях атмосферы. Когда-то, уже совсем давно, точно так же на эту планету прилетел и «Орион», пуская хвост раскаленной плазмы за собой, вот только «Орион» ждала другая судьба, судьба, тесно переплетшаяся с его судьбой.